Татьяна Тронина - Наваждение [litres]

Он старался изо всех сил, и получилось. Петр с Павлом сказали, что он, Стива, поет даже еще лучше, чем они думали.

Осенью, после репетиций, можно играть в одном месте, типа клуба, на пробу. Платить будут мало, как начинающим, но, если народу понравится, то раскрутиться легко. И вообще, хорошо бы свои стихи откуда-то взять.

Это было начало новой прекрасной жизни.

Это было настолько хорошо, что Стива даже иногда сам щипал себя за руку – а ну как приснилось это все?

…Счастье рухнуло в один момент.

Дело происходило уже не на даче, а в городе, куда они все перебрались накануне. Стива тогда вернулся с репетиции, которая проходила у них с Петром и Павлом в гаражах, а папа был уже дома и как будто не в себе; сошел с ума по-настоящему?!

– Стива, мальчик, – странным голосом сказал папа. И глаза у него тоже при этом были странные, совсем не папины. – А эта сука нас бросила, ты знаешь?

– Какая сука? – растерялся Стива.

– Зи-ноч-ка. Ромашка эта недоделанная…

Отец впервые ругался при Стиве. И такими страшными словами. Отец был сам на себя не похож – такой взвинченный, злой. Стива привык видеть его всегда спокойным и добродушным. И еще отец ни о ком никогда плохо не говорил, всегда вежливо, ну, в худшем случае, холодно и насмешливо. А тут…

Не сразу, но Стива из бессвязных речей папы понял следующее: Зинаида ушла от него. От них то есть.

Позвонила папе сегодня днем и заявила, что бывший муж (отец Петра и Павла, соответственно) сделал ей выгодное предложение, от которого она не смогла отказаться. Поскольку бывший муж в случае их воссоединения поклялся завещать свои богатства (и немаленькие, судя по всему) Петру и Павлу.

Зинаида сразу согласилась. Ну, оно и понятно – дети всегда на первом месте, настоящая мать именно так и должна поступить. Хотя, конечно, какая гадость это наследство, если из-за него хорошие люди ссорятся насмерть.

От отца, когда он все это рассказывал Стиве, пахло алкоголем. Значит, выпил до прихода сына.

– Пап… Ну ты погоди. Может, она, Зинаида Анатольевна то есть, еще передумает, – Стива попытался успокоить отца.

– Она – передумает?! Да она всегда была себе на уме, чуть что – норовила сбежать, а не решать проблему! Вечно я за ней бегал, ловил… Хватит, надоело.

– Пап… А она, Зинаида Анатольевна, действительно так тебе дорога? – осторожно спросил Стива.

И тут отца словно прорвало. Он принялся рассказывать о своей жизни. О том, что после развода с матерью вообще ни на кого не хотел смотреть, что разочаровался в женщинах, что был готов даже в монастырь уйти. Не ушел, конечно, но стал кем-то вроде монаха в повседневной жизни…

Рассказывал долго и подробно, причем в тех подробностях было столько неожиданного и горького, что Стива даже растерялся. Он хоть и понял уже к этому моменту, что отец его – никакой не кобель, бросающийся на всё, что движется, но был уверен, что тем не менее папенька из тех мужчин, что не бывают одинокими.

А тут Стива впервые увидел, что его отец – очень одинокий и несчастный человек. И что отец действительно любил Зинаиду Анатольевну, ну вот как будто нашел в ее лице единственно родного человека. И если не она, то уже точно никто и никогда.

В первый момент, сидя рядом с отцом, который то неистово ругался, то жаловался, Стива испытал знакомое чувство оцепенения и отрешенности. Потом ему стало трудно дышать. Он встал, отошел к окну, распахнул его настежь, задышал с натугой и хрипом.

– Стива! Мальчик… О нет. Все, я не буду, я погорячился. И чем я сейчас лучше Брони… твоей мамы… – Отец подошел к нему, взял под руку, словно боялся, что сейчас сын упадет.

– Па-ап…

– Да, сыночек мой?

– Па-а… – Стива вдруг вспомнил рекомендации своего старого учителя, Якова Борисовича: «Тяни звук, тяни! Словно это твоя душа рвется наружу. Дай ей свой голос! Ты весь, твое горло, твое тело – лишь инструмент, позволь зазвучать твоему голосу!»

– Где твое лекарство? Или «Скорую»? Ох, что ж я натворил…

– Па-ап… Папа. Папа, послушай меня, – неожиданно оглушительным голосищем произнес Стива, словно он был не человеком, а трубой иерихонской, а у труб, как известно, не случается приступов удушья. – Папа, ты меня слышишь? ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО.

На том и успокоились, к счастью. Отец больше не причитал, а Стива наконец смог отдышаться.

На следующее утро отец ушел на работу, и Стива остался в квартире один.

Походил от стены к стене, прокашлялся. Потом оделся и поехал к Петру и Павлу.

Те сидели дома, пытались сочинять стихи, вернее, «нетленку», как выразился Павел.

– Вот, послушай, что мы тут наваяли… – принялся читать вслух, с ходу, свои творения Петр.

Но Стива впервые отнесся к этому важному процессу – творчеству! – весьма прохладно и перебил Петра:

– Ты погоди. Братцы, вы вообще в курсе, что ваша мама ушла от моего отца?

– Что? – опешил Петр.

– Мама ушла от твоего отца? – вытаращил глаза Павел. – Вот незадача. Надеюсь, это никак не повлияет на наши репетиции?

– А чего вы не спрашиваете, почему она ушла и к кому? – мрачно произнес Стива. – Она, может, за вас свою душу решила продать, а вы тут со стихами да репетициями. Эгоизм же.

– Стива, не пори ерунду…

– Какую душу, малой?! Ты сбрендил?

– А, так вы не в курсе! Ладно, слушайте, – решительно произнес Стива. – Ваш отец, как я понял, развелся с этой… ну, со своей второй женой и выгнал из дома ее и ее дочерей, которые не его, а ее.

– Что значит «выгнал»? – удивился Павел, а Петр перебил брата:

– А что, Паш, похоже на правду, все к тому и шло, папа как тогда бесился, в больнице, помнишь? Что Катя к нему не примчалась, и Ира с Наташей тоже…

– И правильно, они его использовали, это было ясно, только это не наше дело, как хочет, так и живет… Выгнал – и молодец! – неожиданно заорал Павел.

– Да не орите вы, дайте договорить, – с досадой произнес Стива. – Потом ваш отец встретился с вашей мамой, это вчера, кстати, все происходило, и заявил ей, что готов все свои сбережения отдать вам. Родным детям, типа…

– Отли-ично! – усмехнулся Петр.

– Я не против, – тоже довольно усмехнулся Павел. – Только я тебя не понял, малой, почему ты про «душу» вдруг речь завел. Все по закону, все по правилам, как и должно быть. Деньги отца – его родным детям, а не левым теткам каким-то. Мы всегда с Петром так считали, но отцу не говорили, конечно, ну, и маме, а то она расстраивалась сразу, по ней всегда видно.

– Так-то да, только вот папенька ваш Зинаиде Анатольевне условие поставил. Он не просто так вам наследство оставляет, а с тем, чтобы она к нему вернулась.

– В смысле?

– Да что там непонятного! – возмутился Стива. – Ваш отец просто-напросто заставил ее уйти от моего отца. – Стива подумал и добавил: – Ваш отец, по сути, купил ее.