Дарья Симонова - Нежная охота на ведьму

— Для нашей семейки это было бы слишком просто…

Теперь Люба вспоминала эти разговоры с горечью. Что-то важное и нерасслышанное осталось в них…

Алкоголь — защита от тех, кто гребет под себя? Не работает эта защита, по-прежнему яростно возражала Люба. Но она была уверена, что того Сергея, который бесчинствовал, мудрствовал и умирал на ее глазах, беседовал в бреду с великим Баженовым и мечтал спроектировать комнату-люльку в чьем-нибудь замке, — этого Сергея точно уже не существует…

И только Ромка был безмятежно уверен в своем бате, развешивая уши в ответ на его россказни. Он и с выбором профессии удивил — а Люба сразу поняла, откуда ветер дует: перспективные биотехнологии, клонирование органов с целью излечения человека от смертельных заболеваний или ранений, несовместимых с жизнью. Рома не знал своего деда по отцу, но Сергей много рассказывал, как тот делился с ним передовыми взглядами, обгоняющими свое время на полвека… Инженер, изобретатель, талантище, интересовавшийся всем и вся. Видно, теперь дедово зерно нашло новую благодатную почву.

«А чем ты недовольна? — резонно вопрошал Коля. — Парень хочет хорошим делом заняться…»

Люба соглашалась, но тревога не проходила. Она понимала, что успокоится, только когда увидит бывшего мужа своими глазами. Уже не мучителя, «попаданца» и архитектора других миров, но и не призрака, в которого он успел превратиться за эти годы.

И она его увидела.

— А ведь это не модерн!

Первая вылетевшая у нее фраза была об архитектуре. Не потому ли, что меняя участь, мы меняем вид за окном, архитектурный облик мира — и на подсознании бесконечно вертелся вопрос, как Сережа совладал во всеми своими переменами… Или просто первый снег очень идет уютным домам — каменно-деревянным, купеческим, из которых за столетие не выветрился дух шикарных застолий с самоварами, стерлядью, окороками, солеными груздями… Продолжать бы дальше, да оскудела кулинарная фантазия у выкормышей фастфудов! Люба слишком растерялась, увидев Сережу. Они вместе с Ромой стояли снаружи и изучали причудливо орнаментальную решетку на воротах. А Люба чувствовала себя неловко, нелепо, глупо. Что говорить человеку, который пропадал двадцать лет? Что он прекрасно выглядит? Что он прежний и нынешний — небо и земля? Что вид у него нездешний, а в голосе — легкий, едва уловимый акцент, этакое слишком старательное произношение гласных. И что от него исходит еле уловимый дружелюбный запах благополучия.

То есть Ромка не зря поверил в эти россказни о загранице…

Люба разглядывала стильную мужскую сумку через плечо из грубой буро-коричневой кожи и думала, что никогда бы не сумела странствовать по миру налегке. И вдруг ее кольнула зависть: вот ведь, мужчины… Пил, ширялся, буянил, пропал без вести. Вынырнул через двадцать лет — и он в шоколаде!

И одновременно она поймала свою внутреннюю насмешку над самой собой: теперь-то понятно, почему Сережа не спешил «найтись» для нее и для своей сестрицы. Начали бы судить да рядить… «Почему ты не можешь просто обрадоваться…» Потому что просто радуется нам только мама, сынок.

На самом деле Сергей пришел на встречу с Ромкой, а не с бывшей женой. Хотел показать сыну неволинский особняк. А Люба увязалась! На сей раз никто не играл в конспирацию. Люба ждала подвоха. Точнее — ждала чего угодно, но только не своих сожалений о том, что ее правильная жизнь пресна и банальна. И вот еще что, конечно: тщательно вытесненное чувство обиды. Не столько на то, что пришлось вытерпеть когда-то — благодаря Коле, раны надежно зарубцевались, — а потому, что Сергей совершенно по ней не соскучился. Или это была тщательно выстроенная плотина, но сознание этого не смягчало суховатость встречи. А Любе, как назло, хотелось дотронуться до брутальной кожи грубой выделки, из которой была сделана Сережина сумка…

А он безмятежно рассказывал Ромке об этом особняке, бесконечно дорогом ему, в чьем облике сохранились следы его реставрационных бережных идей…

— …Да, это не совсем модерн, это эклектика, но наружный деревянный декор веранды уже совершенно модерновый! Спасибо, что не снесли этот милый домище! Не проглотили его индустриальные джунгли… Моя робкая проба пера, хотя я тогда был угрюмым подмастерьем. Кстати, в других особняках деревянная отделка при реставрации вообще гибла!

— Ты уехал, потому что был связан с убийством в этом доме? — спросила Любовь, стараясь не смотреть на сына.

Сергей спокойно улыбнулся, словно почувствовал облегчение от этого вопроса.

— Я никак не связан с этим убийством. Но бывает, что, если кто-то думает, что ты связан с преступлением, ты можешь извлечь из этого выгоду. Обычно при таких обстоятельствах тебе грозит опасность. Но бывает, что опасность оборачивается шансом. Очень редким шансом. Мне было нечего терять, и я им воспользовался.

Люба поверженно молчала. Она не знала, что говорить. Вроде бы на ее вопрос ответили, но понятней не стало. Надо бы научиться этому методу ведения диалога. Ромка вдруг выпалил:

— Но концерты здесь отстойные!

— Концерты здесь разные, просто раз на раз не приходится. Скажи спасибо, что дом отдали культурному центру! А если бы здесь остались налоговые чинуши — вот это было бы чудовищно! Но, насколько я знаю, они давно переехали в убогий современный офис в центре. Твоя тетка считала, что местные духи отомстили за нее и изгнали из этого особняка Шалимова. Но, похоже, следующие владельцы им тоже не понравились. Что ж, достойная разборчивость. Если местные призраки — это души тех, кто здесь жил, то неудивительно.

— Ты что, в призраков веришь? — насмешливо спросил Рома.

— Иногда верю. Это развлекает. К тому же это мне здорово помогло, когда я познакомился с потомками этих призраков. Они мне дали работу.

— Наводка того самого Германа? Из его книги? Как ты там говорил… про благотворителей и авантюристов…

— Да. Такие книги… ну это по аналогии, как бриллианты — лучшие друзья девушек. Люб, а ты в курсе, что Ромыч собрался жениться?

Люба обомлела. Нет, она была не в курсе. Рома сразу зашумел, что это вовсе не женитьба. Просто он будет жить вместе с… Оксаной, «ты ее, кстати, видела». Где жить? «Так вот… папа отдает квартиру».

«У папы есть лишняя квартира?!»

— Лишних квартир у папы нет, — все так же спокойно ответил Сергей. — Поживут у Ольшевских. Я договорился. Это там, где я жил, помнишь? Ольшевские все так и не могут решиться ее продать. Да еще с этим падением цен…

И все это обсуждалось так буднично, словно речь шла о покупке кофеварки. Люба не могла понять, как это у Сережи получается: никакого пафоса возвращения, ну вот ни малейшего! Хорошо, допустим, пафос ему совершенно несвойственен, но… хотя бы растрогаться… Впрочем, зачем эти глупые мысли. Откуда ей знать, каково это — возвращаться из небытия.