Алана Инош - Дар

Ужинали они за столиком на веранде, увитой плетистой розой, наслаждаясь закатным янтарём на рододендронах и горшках с фуксиями. Луч солнца горел в бокале с вином, кроваво-рубиновым, манящим. Опять этот бокал… Нет, тот по-другому светился. Там был отчаянный свет, прощальный, как крик, и безысходный, как остывшая слеза. От него в горле ком вставал и глаза солоновато щипало. Никак не удавалось ухватить, взять в плен, как Жар-Птицу, эту душераздирающую ноту и положить на холст во всей её ужасающе-восхитительной пронзительности.

— Рин… Ты чего?

Пытливое тепло летнего неба мягко таяло в глазах Гели, вопросительных и встревоженных. Рина смахнула с себя оцепенение.

— Да так… Мысли кое-какие. Это рабочее, не обращай внимания.

— Муки творчества? — понимающе улыбнулась Геля.

— Что-то вроде того.

Поднявшись, Геля начала собирать посуду. Рина привстала, чтобы помочь, но та тактично остановила её:

— Сиди-сиди.

Она проницательно и чутко понимала потребность Рины побыть наедине с мыслями. Рина поблагодарила её взглядом и осталась за столом. Сигарилла дождалась-таки своего часа, а Геля, переодевшись в джинсовый рабочий комбинезон, пошла возиться в саду: вечер — подходящее время для полива и подкормок.

Курила Рина медленно и вдумчиво, смакуя каждую затяжку — так же, как традиционный полуденный кофе. Выкуривала она не более одной сигариллы в день, считая, что безудержное и бесконтрольное потребление табака обесценивает удовольствие и делает его обыденностью. Она была гурманом, а не обжорой.

Эта картина мучила её уже давно. Она то бросала её и занималась другими, то возвращалась к ней. Работа над ней выматывала морально, Рина писала её урывками, короткими сессиями. Ощущение сверла, вгрызающегося в душу, невозможно было выносить слишком долго. А потом — приходить в себя неделями.

Если бы не Ангелина, Рина, наверно, не выдержала бы. Любимая восстанавливала её душевное равновесие. Геля не лезла в эту область с вопросами, не просила дать ей посмотреть. Она уважала ореол скрытности, которым Рина окружила эту многострадальную работу.

Она набрала в рот мятный ополаскиватель, поиграла щеками, сплюнула — это был тоже обязательный ритуал. Целовать Гелю «немытыми» прокуренными губами она считала свинством и неуважением.

На сегодня — хватит мыслей о картине. Слишком сильно она выбивала из колеи, даже страсть улеглась и слегка остыла. С угрызениями совести Рина остановилась в дверях спальни и уставилась на приготовленную Гелей постель, благоухавшую свежестью чистого белья. Оставалось надеяться, что осязаемая близость любимой ложбинки воскресит желание и разожжёт его до прежнего градуса.

Геля переходила с лейкой от куста к кусту, а закат стремительно угасал. Голубоватая тень залегла в уголках сада, дышала прохладой надвигавшейся ночи. Казалось, любимая женщина колдовала, вливала в растения свои тёплые чары, и они отвечали ей ласковым шелестом. Этим зрелищем можно было наслаждаться бесконечно.

И вот, мурлыча себе под нос безмятежную мелодию, Геля прихорашивалась перед зеркалом: наносила крем на лицо, руки и декольте, разглядывала себя, будто бы выискивая несуществующие морщинки. Лоснящаяся ткань шёлкового халатика облегала её фигуру, будто подарочная упаковка. Отпущенный на волю пшеничный водопад волос манил коснуться, откинуть его, будто занавеску, и Рина протянула руку… И ощутила тепло тела через гладкий шёлк. Геля застыла, прислушиваясь к прикосновению с улыбкой на приоткрытых розовых губах. Её руки в зеркале развязывали пояс, и ложбинка всё больше открывалась, обдавая Рину волной сладковатого и жгучего, как чистый спирт, хмельного огня.

Пальцы, днём державшие мучительную кисть, быстрыми шажками ползли к цели, а губы обдавали горячим дыханием ухо Гели. Хвала небесам, Геля была сосудом с неугасимым пламенем, от одного прикосновения к которому Рина вспыхивала, как сухой хворост. Её губы зарывались в тёплую ямочку за ухом, скользили по щеке, искали улыбающийся рот… и нашли, жадно нырнули в поцелуй. Цепкое кольцо рук Гели сомкнулось, пальцы забрались в тёмные короткие волосы Рины с высветленными прядями. Мягкость груди, бусины сосков. Прекрасное завершение дня.

Море серебрилось лунной дорожкой, Рина подставляла лицо сонному ночному ветерку, стоя на балконе. Она недооценила жестокую силу картины: близость с любимой женщиной хоть и облегчила «отходняк», но не сняла его до конца. Геля видела десятый сон, а у Рины — ни в одном глазу. Стоя нагишом на балконе, она спрашивала этот чёртов бокал:

— Что тебе надо от меня? Зачем ты издеваешься надо мной?!

Там, за картиной, по другую её сторону, был кто-то. Кто-то живой, чья тоска пронизывала Рину тем пресловутым сверлом. Чья-то душа, от которой Рина не могла отмахнуться, как от почудившейся тени — точно так же, как она не смогла бы отмахнуться от Гели, если бы та пришла к ней в слезах, с какой-то болью. Первым порывом Рины было бы обнять любимую, зацеловать заплаканное лицо, успокоить, узнать, что за беда случилась, а узнав, тут же ринуться её устранять.

Её ноутбук работал, но Рина не помнила, чтобы она оставляла его открытым. На экране — голубой фон и надпись: «Бессонница». Белые крупные буквы на лазурном поле. И открытый диалог, но все сообщения — только с одной стороны, от неведомого визави. Пустые. Рина занесла дрожащие пальцы над клавиатурой.

«Почему ты плачешь? — напечатала она. — Я слышу, тебе плохо. Я могу чем-то помочь?»

И следом:

«Кто ты?»

Тишину нарушал только стук сердца Рины. Она озябла нагишом, но тело охватил какой-то паралич. Душа ждала ответа.

И он пришёл.

«Тебе тоже не спится?»

Ледяные лапки мурашек — по плечам. Пальцы дрожали, путаясь в опечатках. Эти мелкие букашки цеплялись, оплетали паутиной, задерживали, слова получались неузнаваемыми.

«Есть немного, — отправила Рина, исправив всё неверно набранное. — Как тебя зовут?»

«Лина».

«Очень приятно. Я — Рина. Забавное созвучие…»

Сто безумных сокращений сердца — и ответ:

«Прости, что побеспокоила. Я не ожидала, что ты ответишь».

Всё это было очень странно, непонятно, как в глупом, запутанном сне, но Рина не могла отделаться от ощущения, что она нащупала какую-то разгадку. Наступила ей на хвост, и та теперь извивается, пищит, беспокоится. Она попалась.

Разгадка чего? Да шут его знает. Рина знала, чувствовала только одно: это то самое. То, чего нельзя упускать. Жар-птица, которую она так долго пыталась ухватить. Неужто это её пёрышки мелькнули?

«Это было совсем не сложно, — напечатала она. — Просто открылся этот сайт, а там — пустые сообщения. У тебя что-то случилось? Тебе нужно поговорить? Пиши всё, что сочтёшь нужным. Я выслушаю».