Елена Веснина - Новые испытания

Самойлов не хотел даже говорить с этими мордоворотами, он обратился к Лёве:

— Лёва, что происходит?

— Жестокий мир бизнеса, Борис Алексеевич. Вы-то как раз не должны этому удивляться. Ведь это ваш стиль, не правда ли?

Самойлов понял, что с такой силой он один не справится.

Полина с Буравиным сидели в машине у Самойловского подъезда и никак не решались уехать, потому что волновались за Бориса.

— Виктор, у них такие физиономии подозрительные… я сразу поняла, что они идут к Борису.

— Я встретил эту троицу около квартиры Самойлова.

— Боже мой, с какими типами он связывается! — ахнула Полина.

— Ты предполагаешь, что их что-то связывает? — спросил Буравин.

— Думаю, да.

— Может быть, это он их боялся?

— А что, он кого-то боялся, да? — с иронией спросила Полина.

— Не знаю, мне так показалось… Он так кричал, был в гневе. Так бывает, когда человек сам боится, и кричит, словно желает напугать свой страх, — поделился своими впечатлениями Буравин.

— Но зачем Борису связываться с подозрительными личностями? Только от отчаяния… Я же говорила, говорила, что он в отчаянье!

— Подожди, ты сама не паникуй.

— Но я о нём беспокоюсь!

— Я тоже. Именно поэтому мы сидим здесь, никуда не уезжаем.

— Да. Надо подождать, — согласилась Полина. — Я не могу уехать отсюда, пока… пока что-то не прояснится. Может быть, всё-таки мне стоит подняться?

— Ни в коем случае! Вот теперь — ни в коем случае! — отрезал Буравин.

— А что нам делать?

— Подождём пока. И подумаем, что делать дальше. Мне тоже эти ребята не понравились.

— Ох, Виктор… Чувствует моё сердце что-то нехорошее… А как вы поговорили с Борисом?

А вот об этом Буравину говорить совсем не хотелось.

— Расскажи, что у вас там случилось, — настаивала Полина.

— Сначала вроде бы было всё нормально. Но потом Бориса понесло. Вернее, это он понёс… какой-то бред.

— Что он говорил?

— Он говорил, что мы якобы лишаем его крыши над головой.

— Это после того, как ты заговорил о разводе? — не поняла Полина.

— Да. Я попросил его поставить подпись на заявлении, чтобы вас развели заочно, а он… Закричал, что из него хотят сделать бомжа.

— Да кто хочет из него сделать бомжа? Не понимаю!

— Мы. Якобы мы собираемся из него сделать бомжа. Но я тоже не понимаю… почему он так сказал. Ведь имущественных претензий к нему никаких, дети остались в доме…

— Это чёрт знает что! — воскликнула Полина.

— Вот именно.

— Да я не про твой рассказ. Извини. Смотри! — Полина показала на выбегающего из подъезда Самойлова. Он был в тапочках и в домашней одежде, возбуждённый. В руках держал канистру с бензином. Самойлов подбежал к своей машине, открыл багажник, уложил в него, канистру, сел за руль и машина резко рванула с места.

— Срочно за ним! — Буравин стал заводить машину.

— Боже мой! С ним что-то случилось! — Полинины опасения подтвердились.

А в квартире Самойлова веселились новоявленные жильцы!

— Охо-хо… как он поскакал. Как зайчик!

— Даже обувь забыл сменить!

— Серьёзно? Так он что, в тапочках?

— Не простудится?

Лёва внимательно осмотрел квартиру, вернулся к своим подельникам и поморщился, глядя на их веселье:

— Что вы ржёте так громко! Это же некультурно.

— А чё? Хотим и ржём. Наша жилплощадь.

— Погодите, ребята, праздновать победу, — остановил их Лёва.

— А чего ещё? У нас всё по закону. Не писай, шеф.

— Я тебе повыражаюсь! — пригрозил Лёва.

— А чего я такого сказал?

— А чего он такого сказал? — И оба приятеля снова заржали.

— Господи, никакой культуры, — повторил Лёва.

— Мы же не в вашем изумительном ресторане, Лев! Да, кстати, я сразу вспомнил, что жрать хочу!

— А давай взглянем, что у него в холодильнике!

— Давай!

И приятели стали вовсю хозяйничать на кухне. Достали из холодильника бутылку водки и закуску.

— Фу, вот чем питается интеллигенция, — возмутился один.

— А с чего ты взял, что он интеллигенция? — спросил другой.

— По дому ходит… в тапочках.

— А-а, ты в этом смысле. Так теперь он не интеллигенция! Теперь он в тапочках по городу шастает!

— Стоп, — вдруг озабоченно сказал Лёва. — Не надо орать.

— Что опять?

— Зачем он схватил из кладовой канистру, а? Переобуться не успел, а канистру схватил! — вспомнил Лёва поведение Самойлова. Но его приятели только пожали плечами.

Лёва задумался. Интуиция ему подсказывала, что должно произойти что-то нехорошее.

Ксюха понимала, что поступила правильно, выключив микрофон. Но теперь у неё возникли проблемы.

— Понятно, Комиссарова, вы снова решаете в рабочее время личные дела! — кричал на неё звукорежиссёр.

— Что тебе понятно? И почему снова?

— У тебя шуры-муры на работе, в то время как муж в рейсе!

Ксюха аж побледнела от такой несправедливости:

— Да как ты смеешь, о чём ты говоришь! Я и так как на иголках, потому что от Женьки вестей никаких нет…

— А вот от него телефонограмма! — Звукорежиссёр помахал перед ней конвертом.

Ксюха забыла про Костю:

— Ну-ка, покажи! Отдай сейчас же!

Ксюха быстро разорвала конверт и стала читать.

— С ним всё в порядке… Пишет, что любит и скучает… Ты слышишь, несчастный Вадим! Женька пишет, что любит и скучает!

Звукорежиссёр обиделся:

— Это почему же я несчастный?

— Потому что я до безобразия счастливая!

— Подожди радоваться, Комиссарова, — остановил её Вадим. — Начальство в бешенстве.

— А, это обычное состояние начальства.

— Но они хотят лишить тебя возможности ехать на конкурс в столицу.

— Вот как?

— А как ты думала? Ты допустила огромный прокол — устроила тишину в эфире! И главное, — сорвала рейтинговую программу! Ты знаешь, на какие деньги мы пролетели только по рекламе?

— Не знаю… Но у меня не было другого выхода, — призналась Ксюха.

— Выход всегда есть. Собеседник, оказался глухонемым — говори за двоих или включай музыку!

— Знаешь, Вадик, эту программу я сорвала намеренно.

— Как это намеренно? — не понял её Вадим. — Ты понимаешь, о чём ты говоришь?

— Да, понимаю. Я это сделала в интересах радиослушателей.

— В интересах радиослушателей, которые настроились на нашу волну, чтобы послушать передачу, а вместо этого… ничего не услышали!

— Они не услышали, так ты меня услышь, пожалуйста, Вадик! — попросила Ксюха.

— Ну, ну…

— Исповедь человека, который только что ушёл, была настолько банальной и неинтересной, что слушатели бы расстроились.

— Ты говоришь ерунду! А оттого что твои поклонники слушали тишину в эфире и теперь возмущённо бомбят звонками начальство радиостанции, они не отвернутся от программы?

— Наоборот, ажиотаж всегда работает на рейтинг.

— Я не могу тебя понять, Комиссарова. Почему ты всё-таки выключила эфир? Ведь раскрутить человека на интересные откровения — это и есть задача журналиста. Почему ты этим не воспользовалась? Что, слабо было, да?