Елена Веснина - Новые испытания

Костя подошёл к столу и обнаружил чемодан. Он заглянул в него и обнаружил деньги. Много денег.

— Костя, Костя, я тебе должен всё объяснить… — засуетился Лёва.

— Что это? — спросил Костя.

— Это… моё. Наше: Мы, пожалуй, заберём своё да пойдём, а? Пошутили, и хватит. Разойдёмся, по мирному, так сказать… — Лёва собрался уходить.

— Стоп, я сказал! — закричал Костя. — Встать в строй! Итак, что это за чемодан?

— Можно сказать, да? — спросил дрожащий Лёва.

— Говори, подонок.

— Это — наши деньги, — сообщил Лёва.

— А что делают ваши деньги в нашей квартире? И где написано, что это ваши деньги? Может быть, ваши портреты на банкнотах? Нет? Да нет же. Физиономии американского президента. Ай-ай, обманываешь, Лёвчик! Нехорошо. Нигде не написано, что это ваши деньги. Ни на одной из купюр нет такой надписи… Это не ваши деньги, дорогие гости… Это деньги федерального казначейства… Или, в крайнем случае, наши деньги. Ведь они лежат здесь, в нашем доме.

— Костя, Костя, извини, но… — начал Лёва.

— Не извиню! — отрезал Костя. Тут он обнаружил в чемодане бумагу: — Ой, как интересно. Документик. Расписка называется. Стоп! Что это за ерунда?

— Костик, это не ерунда. Этот документ мы составили вместе с Борисом Алексеевичем, — сообщил Лёва.

— Так, стоп. Подожди. Так ты что, уговорил отца продать тебе квартиру и офис?

— Не уговорил, а мы… договорились. Так сказать, обоюдно и полюбовно.

— А эти… здесь причём? — Костя кивнул на подельников.

— А эти… Это их деньги. Я только посредник, Костя. Только посредник.

— У, как двину тебе сейчас по лбу, посредник! — обозлился Костя.

— Не надо…

— Лёва, так, я всё понял!

— Ну и отлично… — сказал Лёва и потянулся к чемоданчику. — Понял, и замечательно. Поспорили — и будет. Мы пойдём, а, Костя?

— Купчая у кого? — хмуро спросил Костя.

— У меня… купчая у меня, Костя.

— А говоришь, их деньги. — Косте всё это не нравилось.

— Так я… Костя, тут всё так запутано. Я и посредник, я и выручить должен.

— Меньше текста, Лёва. Доставай купчую! — приказал Костя.

— К-как я достану? Ботинки!

— Один ботинок брось! Одной рукой доставай! Лёва, не заставляй меня раздевать тебя.

— Раздевать не надо… хватит обуви… — взмолился Лёва.

— Но ты шевелись, побыстрее. Вы испытываете моё терпение. Я голоден, в конце концов… — тут Костя увидел банку консервов и бутылку, вынутые из холодильника. — Ещё и продукты из холодильника украли? Или тоже с собой принесли, скажете?

— Это… Борис Алексеевич нас угостил…

— Да ну? — делано удивился Костя. — Молодец, папа! Щедрый человек. Ещё бы суп из пакетика предложил!

Лёва отдал купчую. Костя ногой толкнул чемодан в сторону Лёвы, а сам порвал купчую:

— Всё, сделка аннулирована! А теперь быстро говорите, придурки, где мой отец?

Не получив ответа, Костя скомандовал:

— А теперь вы дружненько покинете наш дом. Итак, слушай мою команду. Двигаться спиной вперёд. Да-да, все смотрят на меня, идут спиной вперёд. Руки на затылок. Ботинки в руки. И под мою команду — шагом марш! Раз-два, раз-два…

Непрошеные гости, пятясь, вышли из квартиры. Костя закрыл дверь, положил пистолет на стол и набрал Катин номер.

— Алло, я слушаю, говорите, — сказала Катя. — Алло, вас не слышно. Кто это? Лёша, это ты?

Костя молча положил трубку.

Следователь решил проверить посты. Он подошёл к двери у затопленного дока и поздоровался с дежурившим там милиционером:

— Приветствую! Как обстановка?

— Нормально всё, Григорий Тимофеевич, — ответил часовой.

— А ты чего такой сонный? Не выспался, что ли?

— Да нет, я как огурец, нормально, Григорий Тимофеевич.

— Точно? Ладно, Ты док проверил? — спросил Буряк.

— Сам док — нет. Но я территорию всю осмотрел — вдоль и поперёк. Теперь вот стерегу вход. Вы не беспокойтесь, Григорий Тимофеевич, всё в порядке тут!

— В порядке? А почему док изнутри не проверил? Поленился, что ли?

— А чего его проверять? Заперто же.

— Заперто, говоришь? А как заперто: изнутри или снаружи? — поинтересовался следователь.

— Я не знаю.

— Ладно, я сам проверю.

Смотритель слушал весь этот разговор и про себя ругался. Дверь ходила ходуном.

— Изнутри заперто, — сказал следователь.

— Гриша, ну чего ломиться, если заперто? Что за неуважение к чужой частной жизни? — прошипел смотритель.

В дверь перестали стучаться. Следователь осторожно спросил:

— Родь? Мишка?

Смотритель приник к двери:

— А там кто? Буряк? Гришка?

Следователь опешил от неожиданности.

— Всё, Мишка! Хана тебе пришла! — сказал он, придя в себя.

— Ой! Боюсь-боюсь… — заёрничал смотритель.

— Лучше отпирай дверь и сдавайся! — потребовал Буряк.

— Лучше — для кого? — поинтересовался смотритель.

— Для всех. И для тебя в первую очередь.

— Не понял. Переведи.

— Сдавайся. Или я буду стрелять через дверь, — завёлся следователь.

— Не стоит, Гриша.

— Это тебе не стоит препираться, Миша.

— Я серьёзно, Григорий Тимофеевич. Я бы на твоём месте этого не делал.

— Почему это, интересно?

— Потому что у меня здесь есть мина, — объяснил смотритель. — Небольшая, да удалая.

— Не бери меня на понт, — не поверил ему Буряк.

— Я серьёзен, как никогда. Рванёт так, что ни меня, ни тебя, ни паренька твоего сонного, который три часа меня здесь от вас, ментов, охранял, не будет…

— Ты что, угрожаешь?

— Ну что ты. Это ты мне угрожаешь, Гриша. А я только предупреждаю.

— Ладно, не буду стрелять, — согласился следователь.

Буряк отошёл подальше от двери и тихо сказал часовому:

— Беги за подмогой и сапёрами! Я его задержу.

После этого он вернулся к двери.

— Ты чего там затих, Буряк? — спросил его смотритель.

— Я здесь. Жду, когда ты выйдешь, Миша.

— Может, лучше вы к нам? — засмеялся Родь.

— Согласен. Открывай.

— Я пошутил.

— Я понял. Так что будем делать?

— Ты меня спрашиваешь? Ха! Я бы на твоём месте шёл обратно, чтобы не злить меня. И тебе будет спокойнее, и я грех на душу брать не стану.

— Тем более что у тебя грехов на душе предостаточно, — напомнил следователь.

Смотритель во время разговора раздумывал, как поступить со взрывчаткой. Он подложил её под дверь.

— Как там твой коллега-то поживает? Марукин? — спросил он у Буряка.

— Это, скорее, не мой коллега, а твой. Тоже мне, охотник за сокровищами из дурдома.

— Так ты что, Григорий Тимофеевич, его в дурдом упёк?

— Не я упёк, а он с нашими экспертами в дурачка играет. Хочет, чтобы его признали невменяемым.

— И ты веришь, что он невменяемый? Эх ты, Гриша, взрослый человек, а такой наивный.

— Не переживай, разберёмся. Лично я не верю, да и экспертиза покажет. Кстати, если ты помнишь, прикидываться Марукин научился у тебя. Помнишь, как ты сердечный приступ пытался изобразить?