Галина Чередий - Уха из петуха

— Ага, ну ладно, коль спешишь, — неожиданно легко смилостивилась соседка. — Ток ты так и не ответил — баба есть аль нет?

"…ты, Сергуня, деда слушай и на ус на свой сопливый-то мотай, — выдыхая горько-сладкий густой дым собственноручно выращиваемого самосада, басил дед — станичный атаман из самой что ни на есть настоящей кубанской вольницы. — Баба должна быть жопаста и титяста. Шобы, значицо, сынов тебе крепких рОдить и выкормить, понял? А енти вот нонче модные моли бледные — тьху одним словом. Смотреть-то глазам больно, а уж вдуть так и вовсе страшно — а ну как сломаитцо? И цыть мне. Не кривися, малой больно, на деда кривиться. Сам вот подумай, — и дед начал загибать мозолистые узловатые пальцы, которыми, несмотря на почтенный девятый десяток, по-прежнему мог согнуть пусть не подкову, но нехилый такой железный пруток: — Днем хто по хозяйству цельный день крутится? Баба. А за скотиной ходит да жрать на всю семью хто готовит? Баба. А детей кто рожает? А ночью к ребетенку хто первым подрывается? Опять же баба. А ежель в ей весу три пуда от силы — откеля мОчи взяться? А окромя ребетенка ночью ей ишшо мужика своего обскакать надо? Надо. А иначе мужик другую пойдеть объезжать, а ты шо думал? Мужик — скотина-то норовистая, ему рука крепкая нужна, такая, шоб и за чуб, и за корень могла оттаскать так, чтобы спал токмо на своей лавке и пузыри счастливые во сне пускал…"

Вспомнив тонкую фигурку Юли, ее нежные ручки с идеальным маникюром, брезгливое выражение на лице при укладке чашек после утреннего кофе в посудомоечную машину, ее "Серюня, ну давай лучше в наш любимый ресторан сходим" и готовность тусить ежевечерне, Сергей ответил совершенно честно:

— Нет. Бабы у меня нет.

— НАСТЬКА, — гаркнул вдруг в сенях мужской голос.

Соседка, секунду назад светившаяся искренней лучистой улыбкой, вмиг превратилась в ту самую ведьму, испугавшую Сергея в первую встречу соколиным пронзительным взором, и завопила в ответ:

— Ах ты ж окаянный. Опять приперси.

Дверь в хату распахнулась, и взору сытого экономиста предстал очередной харАктерный деревенский персонаж: высокий худющий дед, опирающийся на суковатую крепкую палку ростом с него, в выцветшей кепке, держащейся на крупных, слегка оттопыренных мощных ушных раковинах, в ватнике и валенках, несмотря на летнюю жару, и офигенски дорогих очочках в тонкой металлической оправе — уж Сергей, посадивший за компьютером зрение и вынужденный носить очки для работы, разбирался в дорогой диоптрии.

— НАСТЬКА. ХОДЬ СЮДЫ, — снова заорал дед.

"Уй, е-мое, да что ж они все такие громкие", — пошурудил пальцем в ухе оглохший дебил.

"Местный колорит?" — предположил Сергей.

— Да че ж ты так орешь, шальной, — закричала в ответ баба Надя.

— АСЬ? — переспросил обладатель мощнейшего природного долби-сарраунд.

— Че притащилси? — переформулировала вопрос соседка, добавив децибел.

— А ТЫ ЧЕГО КРИЧИШЬ НА МЕНЯ? — возмутился некуртуазностью вопроса дед.

— Да тьфу на тебя, дрыщ глухой, — махнула рукой баб Надя и повернулась к Сергею, чтобы, очевидно, что-то сказать.

— Я НЕ ГЛУХОЙ, — рассердился посетитель и даже пристукнул палкой от негодования. — ЭТО ТЫ ВЕЧНО МЯМЛИШЬ, ХРЕН ПОЙМЕШЬ ТЯБЯ.

— Да йди ты отселя. Дай с человеком нормальным пообщаться. Пристал, что твой слепень, пока не хлопнешь — не угомонится, — раскраснелась бабка, уперев руки в боки.

— НАСТЬКА, МНЕ МЕД НАДО СЫМАТЬ. ХОДИ СО МНОЙ. ПОМОГАТЬ БУДЕШЬ, — поставил в известность дед и, не дождавшись ответа, развернулся и двинул на выход.

— Не называй меня Настькой. Сколько раз говорила, — высунувшись в окно, погрозила кулаком баба Надя, на что "дрыщ" вполголоса пробубнел:

— Анастасия Ни-и-иловна, — и ехидно подмигнул разъяренной бабке, сняв при этом кепарь и совершив им замысловатое движение в воздухе, очевидно, призванное обозначить вежливый поклон.

— Ат, зар-р-раза, — смачно сплюнула, как наконец-то выяснилось, Анастасия Ниловна и повернулась к таращившему на нее глаза Сергею. — А ты, милок, не слушай этого пердуна старого, зови меня бабой Надей. Мне так ловчее. Ну, зар-р-раза. Мед ему сымать надо, — передразнила сердито сверкнувшая глазами фурия, но, наскоро попрощавшись со спасенным от голодной смерти соседом, засеменила в сторону огромного деревянного шкафа, приговаривая:

— А хде ж мой платок белый, куды ж я в цветастом-от к пчелам сунусь?

Набитое брюхо оказалось не только глухо к учению, но еще и величаво отмахнулось от утренних кровожадных устремлений альфа-натуры к справедливому возмездию. Умиротворенный деревенской домашней кисломолочкой ЖКТ распространил по членам сытую негу и вальяжную ленность. Через час, повалявшись на диване и даже слегка вздремнув, теша осчастливленную утробу, новоявленный сельский житель решил, так сказать, провести рекогносцировку на местности и пройтись по ближайшим улочкам, надеясь отыскать в этом прелестном среднерусском Эдеме некие признаки цивилизации в виде магазина с проверенными городскими продуктами, возможно, почтамт, дай Бог, аптеку или медпункт, автобусную остановку и прочие первые к взятию в условиях успешного восстания по заветам Ильича опорные пункты административной единицы, гордо именующей себя село Апольня.

Широкая утоптанная глинистая (чи суглинистая, Сергей не особо в этом разбирался, но красноватый цвет грунта приметил) дорога пролегала прямо рядом с его домом. Взглянув направо, мужчина увидел лишь несколько домов, судя по виду, пустующих, и примерно на расстоянии двухсот метров даже перечеркнутый знак, за которым лишь шумел высокой стеной густой мрачноватый лес.

"О. Нам налево. Люблю туда ходить", — радостно возвестил дебил.

"Ну, значит, сегодня идем налево. Уговорил, чертяка красноречивый", — согласился Сергей и, насвистывая незамысловатую мелодию, неспешно двинулся по щедро залитой июльским полуденным солнцем улице.

В деревне кипела жизнь: брехали на проходящего мимо незнакомца псы, кудахтали куры во дворах, где-то звучал детский плач и успокаивающее курлыканье женщины, сидевшие на лавках бабки в цветастых платках звонко здоровкались, нет-нет да и спрашивая: "Ты Палны, чо ле, сынок? Аль Мишкин?" На что Сергей лишь вежливо улыбался и отрицательно качал головой, не забыв, разумеется, учтиво вернуть пожелание здоровья. Уткнувшись в огроменную лужу ржаво-коричневого цвета, разлившуюся на всю прошпекту, Сергей решил свернуть с основной многополосной трассы и обойти через неприметную тропку между двумя здоровенными дворами. А через десять метров благолепной тишины на него обрушились знакомые голоса.