Даниэла Стил - Голубоглазый юноша [litres]

– Ты еще не созрела для перехода на более щадящие условия? – спросила куратор Элен Уорберг, глядя на нее в упор. – Большинства хватает в лучшем случае на год. А ты уже три года выбираешь что пожестче.

– Люблю риск, – спокойно согласилась Джинни.

В нью-йоркском отделении Фонда она была известна тем, что всегда просила посылать ее туда, где горячее всего. До сих пор в ее работе не к чему было придраться, она ни разу не слышала и слова упрека в свой адрес. И не проявляла желания замедлить ход и съехать на обочину. Разговор с куратором завершился ее согласием на Афганистан. Джинни предложили отбыть через две недели. Уходя, она думала о том, как мало времени у нее остается на поиск сносного убежища для Блу.

Дома она возобновила поиск в Интернете и остановилась на трех вариантах. До его возвращения из школы она назначила на эту неделю три встречи. До отъезда нужно было все подчистить, со всем определиться. Если у нее получится, то она увенчает эту недолгую передышку в Нью-Йорке успехом, какого давно не добивалась. Это будет означать, что она не потратила время зря.

Блу тоже не зря просиживал на уроках. Он ходил в школу только два дня и каждый вечер тратил по часу на домашние задания, сидя за ее обеденным столом. По его словам, и учителя, и сами занятия навевали на него скуку, но пока что, вопреки теткиному пророчеству, ничего не указывало на то, что он готовится к бегству. Впрочем, судить об этом было еще преждевременно. Джинни боялась, как бы он не бросил учебу после ее отъезда. Пока она была рядом, Блу еще готов был потянуть. Увы, происходившее в классе не вызывало у него никакого воодушевления. По его словам, он все это уже слышал, и Джинни подозревала, что так оно и есть. Он был для своего возраста очень головастым и взрослым, сфера его интересов была гораздо шире, чем у большинства сверстников. Он разбирался в мировых событиях, проявлял интерес к музыке. Что могла ему дать обычная школа, вечно нуждавшаяся в средствах? Она была заточена на непроходимых невежд, на самых слабых учеников, сильным же оставалось околевать от скуки. В результате уже после первой недели Блу блестяще прошел испытание для перевода в группу одаренных школьников.

Джинни еще не говорила ему про Афганистан, припасая этот разговор на ближайшие дни. Сначала она собиралась разобраться с подростковыми приютами. За рабочие дни недели она побывала во всех трех и остановилась на одном. Там специализировались на контингенте между 11 и 23 годами. Некоторые, побыв там и взявшись за ум, возвращались в свои семьи, но так случалось нечасто. Большинство питомцев были в том же положении, что Блу: их семьи перестали существовать по причине смерти, исчезновения или тюремного заключения родителей. Работники приюта побуждали ребят возобновлять учебу, помогали им с поиском временной или постоянной работы, советовали, обеспечивали медицинскую помощь и временное жилье; жить можно было и в самом приюте, но не больше полугода. Там исповедовали принцип сокращения ущерба: некоторые питомцы, еще не полностью отказавшиеся от наркотиков, должны были соблюдать определенные правила поведения, а потребление наркотиков уменьшать и ни в коем случае не прибегать к ним в приюте. Программа была практичной и реалистичной. В приюте Блу могли предоставить спальное место, но он должен был захотеть там находиться – оставлять его там насильно никто не стал бы. Вместе с ним в комнате общежития ночевали бы еще пятеро, одного с ним возраста; каждый день его бы бесплатно кормили. Участие в программе было бесплатным, средства черпались из частных фондов и правительственных грантов. Все это было как будто специально придумано для Блу.

Джинни рассказала директрисе о ситуации Блу и о том, как с ним познакомилась. Та, ровесница Джинни, сказала, что парню повезло с наставницей.

– Я уезжаю на три месяца, – предупредила Джинни. – Когда я вернусь, он сможет опять перебраться ко мне, но, пока меня не будет, мне бы хотелось, чтобы он жил здесь, – с воодушевлением сказала она.

– Пусть сам решает, – философски молвила Энн Оуэн, директриса. – Наш главный принцип – добровольность. Не захочет – у нас полно других, мечтающих к нам попасть.

Джинни оставалось надеяться, что Блу проявит покладистость и благоразумие и откажется от уличной жизни. Этот вариант никуда от него не денется, тем более что, по уверениям его тетки, Блу питал отвращение к правилам и к дисциплине. Он слишком долго пользовался независимостью, хотя то же самое можно было сказать о большей части обитателей «Хьюстон-стрит» – так называлось заведение. Познакомившись с ним, Джинни рассказала о нем Блу. Тот насупился.

– Не хочу там жить, – проворчал он, надувшись.

– А что, в аппаратной тебе лучше? Здесь тебя накормят, уложат спать. Здесь другие ребята твоего возраста и старше, скучно не будет. Заболеешь – вылечат. Не глупи, Блу, не рискуй, жить на улице опасно. Сам знаешь, там жизнь хуже некуда.

– На улице я делаю, что хочу, – уперся он.

– Ага, хочешь – мерзнешь, хочешь – голодаешь, хочешь – получаешь палкой по голове и отдаешь хулиганам все, что у тебя есть. Выбор что надо, и не говори! – Она не хуже Блу знала, что его ждет на улице. – Я вернусь в конце апреля, и ты сможешь переехать сюда, если захочешь. А пока тебе надо как-то продержаться. – Обоим это казалось огромным сроком, а Блу к тому же боялся, что Джинни вообще не вернется. – Давай так: в воскресенье сходим туда вместе, тогда и решишь. Последнее слово за тобой, – напомнила она ему.

Да, окончательный выбор был за Блу, заставить его никто не мог, да и не собирался. Удобством общежитие все равно уступало квартире, но, с другой стороны, он провел в ней мало времени, да и, по сравнению с аппаратной и с другими закутками, где он привык ютиться, общежитие должно было показаться дворцом. Другое дело, что Джинни тревожилась, долго ли Блу сможет мириться с дисциплиной. До сих пор он был вольной птицей, а воля затягивает…

В субботу он брел в «Хьюстон-стрит» так неохотно, так медленно, словно надел свинцовые башмаки. Щербатые ступеньки главного корпуса он преодолел почти ползком. В этом корпусе было три отдельных помещения: одно для женщин и два для мужчин – жильцов здесь величали по-взрослому. Блу озирался и помалкивал. Несколько человек помахали ему в знак приветствия, но он не обратил на них внимания. Пока Джинни беседовала с воспитателем Хулио Фернандесом, полным гостеприимства, тепла и желания поделиться информацией, Блу стоял с каменным лицом, а потом чуть не разревелся.

– Ну, как, Блу, хочешь к нам? – напрямик спросил его Хулио.

– Не хочу! – почти грубо отрезал Блу.

– Смотри не прогадай! Пока что у нас есть для тебя койка, но она недолго простоит свободной. У нас всегда аншлаг.