Даниэла Стил - Голубоглазый юноша [litres]

– Живот болит. Очень сильно.

Джинни велела ему лечь на ее кровать. Лучше вызвать врача. Блу опять вырвало, он скорчился от боли и показал, где болит – в нижнем правом углу живота. Джинни была обучена оказывать первую помощь и распознавать распространенные симптомы. Поспешно одевшись, Джинни спокойно сказала Блу, что они поедут в больницу. Он сказал, что ему плохо и он не сможет одеться, поэтому Джинни помогла ему натянуть поверх пижамы халат и надеть высокие кеды. Уже через пять минут они ловили на улице такси. Она попросила водителя отвезти их в отделение экстренной помощи больницы «Маунт Синай» – ближайшей к ее дому.

Еще через пять минут они уже были в кабинете неотложной помощи. Блу описал медсестре, что он чувствует, Джинни тем временем заполнила в регистратуре все бланки. Расписываясь, она вспомнила, что у нее нет на него страховки. Она бросилась в кабинет медсестры, где он сидел в кресле-каталке, весь зеленый, с миской под подбородком на случай нового приступа рвоты.

– Блу, у тебя есть страховка? – тихо спросила Джинни. Блу помотал головой. Она вернулась в регистратуру и сказала, что страховка отсутствует. Сообщение было принято без всякой радости.

– Можете выставить счет мне, – быстро сказала Джинни и вписала в форму свой адрес.

Следующим камнем преткновения стал пункт о ближайших родственниках. Джинни хотела написать свое имя, но передумала и вставила имя и фамилию его тети, что было правдой. Себя Джинни обозначила как человека, доставившего больного в медицинское учреждение.

– Так нельзя, – сказала дежурная в регистратуре, проглядев бумаги. – Мы не сможем выставить вам счет. Было бы лучше, если бы у него была страховка. – Она сделала пометку «без страховки». – Вы его мать?

– Нет, – честно ответила Джинни, волнуясь все сильнее.

– Тогда вам нельзя подписывать согласие на госпитализацию. Он несовершеннолетний. Нужна подпись ближайшего родственника, родителя или опекуна.

– Сейчас четыре тридцать утра, нельзя тратить время на поиски! – испуганно крикнула Джинни.

– Мы можем оказать ему экстренную помощь, но придется уведомить кого-то из его близких, – сурово сказала дежурная. Джинни молилась, чтобы у Шарлин была ночная смена, это бы все упростило.

Джинни зашла в палату, где Блу уже осматривал врач. Джинни потрепала Блу по руке. Вид у него был ужасный. Врач вышел вместе с ней из смотровой палаты в коридор.

– Воспаление аппендикса, – сказал доктор. – Немедленное удаление. Ждать опасно.

Джинни кивнула – именно это она и подозревала.

– Конечно. Но есть одна проблема. Я не опекунша, его родителей нет в живых, опекунша – его тетя, но они не видятся, он живет у меня. Могу я подписать бумаги?

Врач покачал головой.

– Нет. Это не нужно. Пока будет идти операция, постарайтесь ее найти. Мы заберем его в операционную, но надо оповестить его опекуншу.

Джинни согласилась, решив позвонить Шарлин после того, как Блу увезут. Джинни вернулась к нему в палату. Его опять рвало, медсестра подставляла ему миску. Выглядел он плохо, глаза на мертвенно-бледном лице стали еще больше. Надо было торопиться с операцией, ему уже поставили капельницу. Пришедший через минуту медбрат объяснил Блу дальнейшие действия. Блу заплакал, Джинни поцеловала его в лоб. Его койку выкатили в коридор, вкатили в лифт. Джинни осталась в коридоре одна, вся в слезах.

Она позвонила на сотовый номер Шарлин, надеясь, что та работает, но ей ответил сонный голос. Плач Джинни сразу пробудил Шарлин. Джинни стала объяснять, что произошло. Ей мешал мужской голос рядом с Шарлин, злившийся на побудку в пять утра. Это был, не иначе, Гарольд, дружок Шарлин.

– Все будет хорошо, – сказала Шарлин. Она волновалась гораздо меньше, чем Джинни. – Я подпишу согласие на госпитализацию завтра, когда приду на работу. – Джинни огорчило ее безразличие.

После разговора Джинни села в комнате ожидания, чтобы дождаться конца операции. Из операционной пациента должны были перевезти в послеоперационную палату, поэтому у Джинни было время еще раз обдумать положение. Формально они с Блу были друг другу чужими, и случившееся с ним подталкивало ее к принятию его под свою опеку. Джинни, в отличие от Шарлин, была готова нести за него ответственность.

В восемь утра Блу вывезли из послеоперационной и уложили в палате на свободную койку. Он еще находился под воздействием наркоза и проспал до полудня, дав Джинни возможность отлучиться домой, чтобы принять душ и переодеться. Вернувшись, она подсела к его кровати и уснула – пример оказался заразительным. В пять вечера она отправилась в кафетерий, на встречу с Шарлин. Джинни взяла с собой бумаги, которые Шарлин подписала, почти не глядя. Но то, что та сказала, заставило Джинни широко разинуть рот.

– Не хочу больше быть его опекуншей. Мы с ним не видимся. Он мне не сын. Он живет с вами.

Это звучало разумно, к тому же помогло самой Джинни понять, что она, наоборот, хочет стать опекуншей Блу. Правда, он тоже имел право голоса, надо было спросить его мнение.

Она переночевала вместе с Блу в больнице. Через два дня после операции Джинни забрала его домой, готовая всячески баловать. Сидя вместе с ним перед телевизором, она спросила, не возражает ли Блу перейти под ее опекунство. Он расплылся в улыбке.

– Ты сделаешь это для меня? – со слезами благодарности спросил он.

– Если захочешь. Я посоветуюсь с Эндрю.

Эндрю заверил Джинни, что это нехитрая процедура, особенно в возрасте Блу. В свои 14 лет он имел право согласиться или отказаться; раз он и Джинни были за, а Шарлин просила избавить ее от опекунства, то слушания превращались в формальность. Джинни была полностью дееспособной, и Эндрю сказал, что у суда не может возникнуть возражений. Отправляясь в поездки, она всякий раз заботилась о Блу, чем доказывала свою надежность.

– Если хотите, я могу взять это на себя, – предложил Эндрю, и Джинни попросила его запустить процедуру. Он пообещал запросить скорого слушания, учитывая положение Блу; расследование, в котором он выступал потерпевшим, должно было, по мнению Эндрю, помочь быстрой смене опекунов.

Сам этот разговор резко поднял Джинни и Блу настроение. Она знала, что приняла правильное решение, он сиял от того, что она подтверждала, что он ей теперь не чужой, что она хочет нести за него ответственность. Все остальное не имело для них значения. Как только он достаточно окреп после операции, они отпраздновали свое решение. Они заранее обсудили, как отметят два радостных события – это и его выздоровление. Джинни приготовила его любимые блюда, и они посмотрели его любимые фильмы. То, что она становилась его опекуншей, еще больше сплачивало их. Приступ аппендицита стал для них обоих благословением. Теперь они не могли дождаться судебного слушания.