Франсин Риверс - Дитя примирения

Парадоксально, но Дуглас ненавидел Джерри. Даже сказал как-то Ханне, что хотел бы найти этого подонка и вытрясти из него душу за то, что он с ней сделал. Ему даже не приходило на ум, что если бы все было по-другому, если бы Джерри повел себя иначе, Ханна никогда не встретила бы его в автобусе и не вышла за него замуж.

Но, может быть, и это было частью плана? Или просто она так думала в растерянности, боли и самоосуждении. Может быть, Дугласу хотелось, чтобы все было по-другому, — тогда бы ему не пришлось страдать вместе с ней за то, что произошло еще до знакомства с ним.

Это преследовало Ханну и мучило ее.

Когда они потеряли второго ребенка, Ханна с Дугласом пошли в церковь. Это был шаг отчаяния. «Мы испробовали все остальное, теперь надо испытать Бога», — сказал он утром, выводя из гаража машину. По дороге домой Дуглас сказал, что знает, чего не хватает в их браке, — Иисуса! Именно Он нужен им, чтобы все исправить. Они стали регулярно посещать церковь. Потом записались в библейскую школу, стали ходить на репетиции хора. Их отношения восстановились, однако старые привидения не уходили. Они оккупировали их дом и их жизнь.

Но скоро для Дугласа все изменилось. После одной личной встречи с пастором он перестал упоминать о Джерри и потерянном ребенке. Даже когда Ханна заговаривала об этом, Дуглас обходил эту тему. «Все это в прошлом и забыто, Ханна. То, что случилось тогда, не имеет никакого отношения ни к тебе, ни ко мне. Я люблю тебя. Только это имеет значение».

Эти слова должны были утешить ее, но не утешили. Для нее история все еще не закончилась. Отбросив, наконец, стыд, и набравшись смелости задавать вопросы, она выяснила у врача, что аборты в некоторых случаях имеют серьезные последствия для поздней беременности. Врач еще объяснил ей, что препараты, которые ей прописал их семейный доктор и которые она принимала в течение семи лет, также сократили ее шансы зачать и нормально выносить ребенка. Ему пришлось рассказать Ханне, что таблетки для предупреждения беременности, которые она использовала, не предупреждают, а по сути прерывают беременность на ранней стадии.

Теперь она поняла… Бог ненавидит ее за то, что она сделала.

«Вот шесть, что ненавидит Господь, даже семь, что мерзость душе Его: глаза гордые, язык лживый и руки, проливающие кровь невинную, сердце, кующее злые замыслы, ноги, быстро бегущие к злодейству, лжесвидетель, наговаривающий ложь и сеющий раздор между братьями».

Разве она не совершила все эти грехи?! Она была слишком горда, чтобы просить о помощи. Она сама искала выход — любой выход; так она солгала, чтобы получить деньги на аборт; она принесла в жертву невинного — своего нерожденного ребенка. И с тех пор она лгала, лгала себе и другим… Ханна вспоминала, как бессчетное число раз в разговорах с коллегами она заявляла, что женщина имеет право на аборт — в то время, как все внутри нее кричало против. Но ей приходилось подстраиваться под конъюнктуру. В те дни это было очень важно. В глазах этого мира она была проницательна, красноречива и терпима. Но она сеяла семена разрушения в свою жизнь…

Зачем она делала это? Чтобы скрыть свой позор? Чтобы притвориться, что прошлое не может ее настичь? Или чтобы избежать осуждения?

И чего она достигла? Ее все равно мучили стыд, боль и осуждение. Она могла придумать себе сотни оправданий (что она и делала), но это не помогало. Ни одно из них не могло исцелить внутренней боли, потому что против нее кричала ее собственная кровь.

«Ты не сможешь убежать от Бога!»

Пророк Иона пытался это сделать, но ушел не далеко…

Это было во всем, всегда с ней, всегда перед глазами. Трубы на стенах святого города. А Ханна стоит вне города и смотрит на камни, которые защищают тех, кто внутри.

Бог наказывает ее. А почему бы и нет?! Она забрала у Него, а теперь Он забирает у нее. И сколько еще надо, пока счет сравняется? Сколько, Господь?!

Меа culpa! Меа culpa! (На латыни «моя вина». — Прим. пер.)

Наконец, в отчаянии она пришла к Господу и посвятила себя Ему. Он может делать с ней все, что захочет. Ханна пообещала Богу — плод ее чрева будет принадлежать Ему. Если Господь подарит ей ребенка, она обещает воспитать его так, чтобы больше всего на свете этот ребенок любил Иисуса.

И родилась Дина! Благословенная Дина, радость ее жизни! Теперь Ханна могла вздохнуть свободно. Она могла преклонять колена и пить живую воду из вечного источника. Теперь, наконец, она могла утолить свою жажду. Слава Богу, она прощена!

Но крайней мере, так она думала — до сих пор. Теперь же казалось, что Бог просто терпеливо ждал, чтобы наказать ее еще больнее.

«Если это то, как это должно быть, Господь, да будет так!»

Ханна откинула назад голову и сквозь слезы взглянула на мозаичное стекло. На нем голубь порхал над бушующим морем. «О Господь! Неужели я никогда не получу мира! Лучше бы мне никогда не знать радости искупления, чем вот так ее потерять!..»

Она собиралась идти по этому горестному пути вместе с Диной, ей предстояло пережить всю боль заново. Все, что она видела впереди, — это две женщины: из Рамы, плачущие о своих детях, которых больше нет… (См. Евангелие от Матфея 2:18. — Прим. ред.)

— Пахнет вкусно, — сказал Этан, подвигая стул к окну и усаживаясь за кухонным столиком.

Джо поставил тарелку с восемью полосками поджаренного бекона на стол. Вернувшись к плите, сдвинул сковородку с огня и выложил на две тарелки яичницу. Одну из них поставил перед Этаном. Прежде чем самому усесться за стол, залил сковородку водой.

— Будешь кофе?

— Конечно, почему бы и нет! Можно принять дозу кофеина сегодня утром.

Джо достал из шкафа еще одну кружку.

— Я помолюсь, — сказал Этан, когда Джо присоединился к нему.

Джо, склонив голову, выслушал красноречивую молитву. Слова были искренними, Этан выражал восхищение Господом и благодарность Ему.

— Ты уже звонил Дине?

Лицо Этана напряглось, он сверкнул глазами, прежде чем взять вилку.

— Я звонил ей.

Джо слегка приподнял бровь.

Этан съел два яйца, прежде чем снова заговорил.

— Ну, ладно, я сказал, что сожалею о том, как все повернулось, и пожелал ей всех благ.

— И все? Она уехала домой. Значит, теперь ее можно списать?!

Этан вскинул голову. Голубые глаза горели гневом.

— Это низко! Ты все переворачиваешь!

— Но это же правда! — сказал Джо, с трудом сохраняя спокойствие.

— А что по-твоему я должен был делать? Гоняться за ней? Умолять ее вернуться? Декан Эбернати поставил ее перед выбором, а не я! Вот его и вини!

— О каком выборе ты говоришь? — спросил Джо.

Лицо Этана налилось кровью.

— Послушай! Она вернула мне кольцо — я ее об этом не просил!