Франсин Риверс - Дитя примирения

Дуглас знал, что мучает Ханну. Он жил с этим долгие годы — хотела жена признать это или нет.

— Я не хочу причинять тебе боль, дорогая. Ты же знаешь — не хочу!

Она собралась с силами.

— Говори, что ты думаешь.

Он тяжело вздохнул, отпустил Ханну.

— Эта ситуация не похожа на ту, которая была у тебя, Ханна. Здесь речь не о том, что Дина полюбила не того парня, и ее бросили. В том, что произошло… у Дины не было выбора.

— Я это знаю.

— У нее не должно быть чувства вины за то, что она старается решить проблему!

Неужели он совсем не знает свою дочь? Помнит ли он о том, как они ее воспитывали? Даже в таких ужасных обстоятельствах — разве сможет Дина отступить от этих принципов и не страдать потом всю оставшуюся жизнь? Сможет ли она?

— Не знаю, сможет ли она, Дуглас.

— Сможет. Если ты все время будешь рядом с ней, каждую минуту!

По плечу ли ей такое бремя?

— А ты? — Ханна повернулась и посмотрела Дугласу в глаза. — Где будешь ты?

— Рядом с вами, — сказал он, нежно коснувшись ее щеки.

«Боже, дай мне силы пройти через это. Помоги мне вдохнуть в жену силы, которые ей нужны, чтобы помочь Дине».

Но даже во время этой молитвы Дуглас думал о том, почему ему так плохо, а сердце наполняет горечь.

Джеймс Уайатт сидел на залитом солнцем патио своего дома в долине Милл, стараясь побороть депрессию. Он никогда не мог уловить причины — с чего начинается это чувство обреченности, которое ему никак не удается стряхнуть. Он боролся с ним каждый раз по-разному — размышляя, действуя, пытаясь думать только о хорошем, — но не мог его победить. Депрессия лишала его сил.

— Еще кофе, доктор Уайатт? — спросила Хуанита Фернандес с сильным испанским акцентом; кофейник она держала наготове.

— Спасибо, Хуанита, — сказал он, кивнув. — Просто оставь кофейник. А дети проснулись?

Он знал, что жена уже отправилась на утреннюю пробежку.

— Си, сеньор доктор, — Хуанита резко остановилась, на лице появился испуг. — Ой, простите, — поправилась она медленно, стараясь сосредоточиться. — Я хотела сказать, да, доктор Уайатт. Ваши дети проснулись.

Джеймс улыбнулся.

— Твой английский стал намного лучше, Хуанита!

Она смутилась и вежливо кивнула.

— Миссис Уайатт — хорошая учительница.

Хлопнула задняя калитка, пискнула сигнализация. Ее сразу же отключили.

Джеймс понял, что вернулась с утренней пробежки его жена, Синтия. Она появилась во дворе в сопровождении ротвейлера, отстегнула поводок от ошейника собаки. Пес восторженно бросился к Джеймсу.

— Эй, полегче, Арнольд! — рассмеялся Джеймс, довольный тем, что собака так рада его видеть. Почесав Арнольду голову и похлопав по спине, он взглянул на Синтию. Она шла к нему в белой майке и голубых спортивных шортах.

Самая красивая женщина из всех, кого он встречал за свою жизнь! Улыбнувшись Джеймсу, жена сняла головную повязку и встряхнула влажными каштановыми волосами.

— Доброе утро!

Джеймс улыбнулся в ответ, поднимая в приветствии кружку с кофе. Он разглядывал Синтию, восхищаясь ее загорелыми ногами и подтянутой фигурой.

— Хорошо пробежалась?

— Чудесно! — она уселась на стул напротив, глубоко вздохнула. — Пожалуйста, полотенце, Хуанита, и апельсинового сока. У меня внутри — пустыня!

— Да, мадам.

Джеймс смотрел, как крупные капли пота стекают с лица Синтии на ключицы. Карие глаза встретили его взгляд, она что-то почувствовала.

— Надо было тебе сегодня утром пробежаться со мной.

— Может, завтра? Что-то сегодня мне бегать не хотелось. — Он взялся за газету. — Хуанита уже бегло говорит по-английски.

— Она очень восприимчива, — сказала Синтия. Ясно было, что смена темы разговора ее не обманула. — Я рада, что ты согласился принять ее на работу. Она мне очень помогает, а дети ею просто восхищаются! Кстати, она учит их испанскому.

— Это хорошо.

Он спрятался за газетой — может, Синтия не успела заметить его состояния? А если и заметила — чем она могла ему помочь? Она любила его, тонко чувствовала смену его настроения; а недавно он понял, что жена понимает и причину его депрессии.

— Ты сегодня не работаешь в клинике?

— Сегодня вторник, — коротко ответил он, складывая газету.

Ничего интересного в международных новостях. Баталии вокруг федерального бюджета. Волнения в расколовшейся России. Ближневосточный конфликт. Обычная мясорубка, которая перемалывает идеалы в умах граждан и опускает их к состоянию компромисса и готовности ко всему. Или, еще хуже, разжигает ярость.

«Не делай этого, Синтия, — подумал он. — Не поднимай этот вопрос снова, не пытайся меня отговаривать!»

Он любил свою жену, восхищался ею, но дебаты на эту тему не приносили никакой пользы. Последний раз, когда Синтия предложила Джеймсу оставить работу в гинекологической клинике, разговор закончился скандалом. Он напомнил ей, что денег, которые он заработал там за последние четыре года, хватило на то, чтобы наконец вернуть заем на его обучение в медицинском институте. Теперь они могли откладывать деньги, приходящие от основной его работы в больнице, и надеялись вскоре расплатиться за свой чудесный дом в долине Милл.

Синтия тогда ответила, что дело не в деньгах, а дом — это не самое главное.

— Думаешь, мы можем растить детей в городе? — спросил ее Джеймс.

Увертки… При всем накале их дискуссий они никогда не добирались до сути. Потому что эту тему Джеймс как раз и не желал обсуждать.

Конечно же, он ей все рассказал. Она поняла истинную причину его поступка. Он объяснил ей это еще пять лет назад, когда впервые встал вопрос о работе в гинекологической клинике. Синтия восхищалась его решением и обещала во всем его поддерживать. Свое обещание она сдержала.

Но, как ни странно, именно с этого момента что-то изменилось в их отношениях. Он не мог понять что, но что-то неуловимое внутри него сдвинулось, и это что-то отражалось на их отношениях.

Нельзя сказать, что их брак не был счастливым. Синтия часто говорила ему, что более счастливой она себя представить не может. Джеймс прилагал все усилия, чтобы быть любящим, нежным, заботливым, трудолюбивым, посвященным своей семье и своей медицинской практике. Он был человеком глубоких чувств и принципов, полным решимости проявить наилучшим образом свою заботу о пациентах.

И все же иногда в глазах жены он замечал беспокойство… Как будто она задумывалась над тем, действительно ли он счастлив с ней?

Он знал причину этих сомнений. Иногда Джеймс целыми неделями не прикасался к Синтии. А потом наступали другие дни, когда его страсть и нужда в ней выплескивались наружу так, как будто сам акт любви мог изгнать корень его мучений…

— Может, поедем куда-нибудь на эти выходные?