Селия Аарон - Магнат

— Мама, успокойся. — Ее ногти врезались в мою шею, а зубами она вцепилась в Люция. Женщина превратилась в дикарку, а матери, которую я знал, давно не стало.

Сильный порыв ветра разносил ее крики в ночи. Она стояла босиком. Судя по боли в моих ступнях, если мы здесь задержимся, нас вскоре ждет обморожение.

— Подними ее ноги, — крикнул я.

Сам же прижал ее руки к туловищу, когда Люций ухватил ее за колени. Вместе мы подняли ее и поспешили обратно к дому. Как только добрались до ступенек, она перестала сопротивляться, и крики оборвались. Побежденная и вялая, мама замолчала. Я взял ее на руки и понес, обнимая.

— Люций, иди и посмотри, как там Рене.

— Вот дерьмо. Я даже не подумал о ней. Мама, что ты сделала?

Она не отвечала, даже когда Люций сорвался с места, перепрыгивая через две ступеньки за раз.

— Я могу помочь? — Фарнс вышел в коридор, заламывая руки, и Лаура схватила его за одну ладонь.

— Все хорошо. — Ложь. — Всего лишь очередной приступ. — Я поспешил по лестнице на третий этаж.

Дверь в комнату была открыта, я вошел и положил маму на кровать. Рене сидела на полу у камина, прижав руку к голове. Кровь стекала по ее лицу.

Люций опустился на колени рядом с ней, отводя руку, чтобы проверить рану.

— Ты в порядке? — спросил я через плечо.

— Я… да, думаю, — ответила Рене.

Мама лежала на кровати и смотрела на светло-зеленый потолок. Ее губы двигались, обрывки слов слетали с них, но имели значение только для нее.

Она превратила эту огромную комнату в свое убежище, место, куда она ушла, когда мы с Люцием стали достаточно взрослыми, чтобы заботиться о поместье и сахарном бизнесе. В то время я думал, что избавиться от нее — благословение, но не знал, насколько темнее станут ее мысли, пока она будет здесь одна.

— Что случилось? — Люций убрал руку Рене, чтобы осмотреть повреждение. Рана была где-то в ее темных волосах и обильно кровоточила.

— Я не знаю, — ответила Рене. — С ней все было в порядке. Мы говорили о вас, мальчики, когда вы были маленькими. Она рассказывала мне историю о том, как Тедди ездил на своем трехколесном велосипеде в доме и как это сводило ее с ума. Мы смеялись, на самом деле смеялись. Затем она бросила в меня чем-то. Не знаю, что это было. Не помню ничего до этого, момента, когда вы вошли.

Я опустился на колени рядом с ней и отодвинул ее волосы. Рана не была большой, не требовала швов, но шишка вокруг нее вызывала беспокойство. Я оглянулся на мать, но она все еще пребывала в оцепенении. Пожалеет ли она о содеянном, когда вернется к жизни? У меня имелись сомнения по этому поводу.

— Дай мне ключ от шкафчика с аптечкой, — протянул я руку. Рене зарылась в карман черной юбки и достала кольцо с ключами, но, похоже, не могла сообразить, какой именно был нужен.

— Все в порядке. Я разберусь. — Подошел к шкафу, открыл замок и распахнул дверцы. Два наполненных шприца ожидали своего применения, но сейчас мама была спокойна, поэтому я их не тронул. Взял спирт и бинты. Передал часть Люцию, а остальное отнес к маме.

Обработал ее ступни, протерев спиртом каждый маленький порез. Должно было жечь, но она никак не отреагировала, оставшись совершенно неподвижной. Я делал это несколько дней назад с другой женщиной, которая, я надеялся, не окажется такой же израненной, как та, что лежала сейчас передо мной. Сделав перевязку, я проверил работу Люция над Рене. Он хорошо справился, очистил рану, а с Рене все было в порядке. Я присел рядом с ним, и мы оттерли кровь с наших стоп.

— Это какой-то пиздец, — Люций посмотрел на маму. — Держать ее здесь вот так…

— Если бы имелся лучший способ, я бы прибегнул к нему.

— Мне просто хочется ей помочь.

— В том, что с ней происходит, не поможет ничего, — Рене выглядела ужасно даже перед тем, как мама ударила ее, но не хотела покидать ее, сколько бы раз я ни просил ее отдохнуть, спуститься вниз или навестить Стеллу. Усталость в глазах, изможденные щеки и бледная кожа были ей наградой.

Когда мама становилась такой, единственным человеком, кого она могла терпеть, была Рене. А теперь она напала на нее.

— Сейчас с ней все хорошо, — сказала Рене. — Я останусь здесь. Этот маленький приступ ее утомил. — Она попыталась встать на ноги, но пошатнулась, так что Люцию пришлось поймать ее и помочь встать.

— Нет. Тебе нужно пойти и отдохнуть.

— Но, мистер Синкл…

— Иди! — Я указал на дверь. — Я останусь с ней на некоторое время. Люций, отведи Рене в ее комнату и посиди с ней сегодня ночью.

Брат помедлил, как будто собирался бросить мне вызов, но, кажется, еще раз как следует подумал. Взяв Рене за руку, он кивнул:

— Идем. Син прав. На тебе лица нет. Во всех отношениях. — Он улыбнулся горничной, прежде чем вывести из комнаты, но она не ответила ему тем же.

У двери женщина обернулась:

— Ребекка, я вернусь завтра, чтобы увидеть тебя. Я в порядке. Не беспокойся о том, что случилось. Ты не сделала мне ничего плохого. — Ее умоляющий голос дрогнул на последних словах, словно попытка солгать причиняла ей больше боли, чем окровавленная рана на голове.

Мама не двигалась, просто продолжала смотреть в потолок, приоткрыв рот. Люций закрыл дверь, и я провел рукой по челюсти. Это был наихудший приступ. Словно воспоминания усугублялись с каждым днем, страх охватывал все сильнее и омрачал все ее мысли.

Я подвинул ее худое тело на кровати так, чтобы голова лежала на подушке. Поправив одеяло, я уселся на краю кровати. Взял ее холодную ладонь, на тыльной стороне под бледной кожей виднелись выступы синих вен, поднимающихся к костлявому запястью. Небольшое перекрещение бугристых шрамов все еще было там, и на моей правой руке имелся такой же набор.

Я зажал ее ладонь между своих, пытаясь передать хоть немного тепла, но знал, что не смогу. Мама никогда не давала его мне достаточно, поэтому мне было нечего возвращать.

— Мам. Вернись. — Сколько раз я просил об одном и том же? Не счесть. Еще больше, когда был ребенком. Но слова были бесполезны. Мама, которую я знал до ее Приобретения, давно исчезла. Только Рене все еще сталкивалась с ней время от времени. Мне, или Люцию, или Тедди это не удавалось. Для нас она оставалась строгим матриархом, гарантирующим сохранность своего господства над другими семьями с помощью принуждения, обмана или силы.

Ее дыхание выровнялось, но глаза оставались открытыми и невидящими. Раздался стук в дверь, и, шаркая ногами по полу, вошел Фарнс.

— Как она? — Дворецкий знал мою мать дольше всех. Его глаза были полны грусти, когда он всматривался в ее лишенное эмоций лицо.

— Ей становится хуже. Я собираюсь дать ей кое-что, что поможет ей уснуть. — Я встал и вернулся к шкафу, доставая шприц, прежде чем запереть замок и спрятать ключ в карман.