Вера Колочкова - В объятиях самки богомола

— Нет, погоди, я не понял! Ты что мне сейчас предлагаешь? Закрыть на все глаза и пользоваться дарами судьбы?

— Да. А разве этого мало? Милый, разве ты думаешь, что другой на твоем месте этим бы не пользовался?

— Не называй меня милым, ради бога! Слышать этого не могу!

— Хорошо, не буду. Но ведь ничего от этого не изменится, правда? Все будет по-прежнему. У каждого в этой жизни своя функция, Дим…

— Да? И какую же функцию ты мне определила? Быть мужем-прикрытием?

— Ну, не надо так грубо. И если даже и так, ведь действительно многие хотели бы оказаться на твоем месте. Оно ведь очень комфортное, если смотреть на жизнь именно через комфорт…

— Может быть. Но я так не умею, Марта.

— А ты не льсти себе, Дим. Умеешь, еще как умеешь. Загляни в себя и увидишь.

— Нет. Нет, это неправда!

— Ну не торопись с выводами…

— Да ты… Ты вообще… Не много ли на себя берешь, а? Тоже мне, Клеопатра нашлась!

— О-о-о, спасибо за комплимент! Не ожидала, не ожидала…

— Да нет, никакая ты не Клеопатра, о чем я! Ты обыкновенное чудовище, вот ты кто! Безжалостное и циничное чудовище. И ты меня просто использовала! Я теперь понял… Ты специально расстроила мою свадьбу с Олей, ты просто использовала меня… Я понял, понял…

— Ой, какое открытие, надо же! Не прошло и двух лет, как ты понял! А раньше что, не понимал?

— Нет, раньше не понимал… Я думал, что ты… Что ты со мной искренна…

— Да не ври! Все ты понимал прекрасно! Ты понимал, что со мной тебе комфортнее будет! Что у меня есть квартира, а у Оли нет! Что жить изо дня в день рядом с тещей — тоже не праздник. И потому, когда я тебя пальчиком поманила, ты и пришел! И Оля тебе не нужна стала! Так кто из нас чудовище после этого, а? Кто кого использовал?

— Ты… Ты чудовище… Я только сейчас понял, какое ты чудовище…

Марта вдруг почувствовала, как сильно устала от этого разговора. Помолчав немного, произнесла тихо и насмешливо:

— Нет, никакое я не чудовище, Димка. Я обыкновенная самка богомола, только и всего. Да, самка богомола… Если это обстоятельство тебя утешит, конечно. Если хочешь, то так и будем считать — я использовала тебя в своих коварных целях, а теперь еще и твою голову откушу и съем! Где твоя голова, Димка? Съем и не подавлюсь. Ам-ам! Бойся меня, Димка, бойся!

Она засмеялась, потом зевнула устало. И произнесла тихим будничным голосом, будто никакого разговора и не было:

— Пойдем спать, а? Поздно уже, завтра вставать рано.

Димка сидел, будто не слышал. Она повернулась, ушла в спальню. Легла в постель, прислушалась. Тишина была такой, что звенело в ушах.

В спальню Димка так и не пришел, лег на диване в гостиной. И утром к завтраку не вышел, лежал, отвернувшись лицом к стене.

— Эй, — заглянула к нему Марта, уже одетая к выходу, — ты на работу вообще сегодня собираешься? Или дома остаешься? Если дома, то я скажу, что ты заболел…

Не дождавшись ответа, ушла. Весь день была как на иголках. Да, Димку было жалко, конечно. Наверное, зря она с ним так… А с другой стороны — сам виноват. Сам подставился. И надо бы с ним помириться, какие-то слова хорошие для примирения найти… Чего ее вчера понесло с дурацкими обвинениями? Ведь можно было как-то по-другому, не так резко. Бедный, бедный Димка.

По дорогое домой заехала в магазин, купила шампанского и торт. Да, вот так и надо зайти в дверь — с улыбкой, с виноватыми глазами, с шампанским и тортом в руках, как символами предстоящего примирения.

Поднялась на свой этаж, открыла дверь. В квартире было тихо, Димка не вышел встречать ее в прихожую. Около вешалки стояли два чемодана, жалко прислоненные друг к другу. Понятно. Вещи собрал, значит.

— Дим! Ты где? — осторожно крикнула в тишину квартиры. — Я тортик принесла и шампанское…

Наверное, не надо было про тортик-то. Глупо получилось на фоне собранных чемоданов. Тем более про шампанское не надо было.

— Я здесь, на кухне, — ровным голосом сообщил Димка. — Иди сюда, разговор есть.

Марта осторожно зашла на кухню, автоматически продолжая улыбаться. Димка сидел к ней спиной, смотрел в окно. Потом проговорил тихо, не оборачиваясь:

— Я ухожу, Марта. Прямо сейчас. Хотел без тебя уйти, да как-то неловко, не попрощавшись. Обиды и зла я на тебя не держу — чего толку на тебя обижаться? Все равно ты ничего не услышишь, наверное, у тебя природа такая, пуленепробиваемая. И ты всегда получаешь свою жертву, потому что заранее определяешь ее себе как жертву. Но когда-нибудь тебе захочется быть рядом не с жертвой, а с человеком… Захочется, а не получится. Инстинкт проглатывания все равно будет работать, и ты сама не рада ему будешь… Ой, не рада…

— Ты что меня сейчас, проклинаешь? На будущее?

— Да ну, зачем уж так пафосно. Наоборот, я тебя жалею, дурочка. Мне правда тебя жаль.

— Дим, не уходи, а? Я больше не буду…

— Что ты не будешь?

— Сам знаешь что.

— Не ври. Я ж тебе объясняю — по-другому ты не умеешь. Несчастная ты женщина, Марта, вот что я тебе скажу. Ладно, чего сидеть да переливать из пустого в порожнее? Пойду я, пожалуй. Я только свою одежду взял, ту, с которой пришел, больше ничего. Прощай, Марта.

Он встал со стула, повернулся к ней всем корпусом. Марта даже отшатнулась слегка — глядеть Димке в лицо было невозможно. Оно было черным от унижения, от понимания своего унижения. Ей вдруг стало понятно, что он не скоро еще выберется из этой пропасти. Выходит, и правда она его съела. Выходит, Димка прав — сработал инстинкт проглатывания. Только с чего ради он вздумал ее жалеть? Пусть лучше сам себя пожалеет, нелегко, поди, съеденным себя ощущать.

Димка обошел ее так осторожно, будто боялся затронуть ненароком. И она тоже стояла, как соляной столб, держа в руках шампанское и коробку с тортом. И досадовала некстати — кто же теперь шампанское откроет, если Димка уйдет? Глупая мысль, ужасно глупая. Наверное, это инстинкт самосохранения срабатывает — он всегда посылает глупые мысли в неловких стрессовых ситуациях. Чтобы от главного отвлечь.

А впрочем — о чем это она? Какое главное? Что здесь главное? Что Димка уходит? Ну и ладно, и пусть уходит — был Димка, не стало Димки. Да и был ли вообще мальчик-то? Может, и не было никакого мальчика?

В прихожей слышалась возня — Димка тащил свои чемоданы к двери. Потом дверь захлопнулась, и стало очень тихо. Так тихо, что слышно было, как громко ругается соседка с верхнего этажа на сына-лоботряса. Наверное, опять двойку получил. Или натворил что-нибудь.

Интересно, а если бы Димка не ушел, если понял ее и простил, если бы они стали жить семьей дальше… Наверное, у них бы тоже появились дети со временем? А что, вполне вероятно. Димка бы замечательным отцом был. Возился бы с ними, кормил, спать укладывал и сказки на ночь читал. Наверное, зря она его отпустила. Но не бежать же вслед, не умолять остаться. Да и вряд ли он останется. Да и вообще, кто ж знал, что и в Димке присутствует чувство собственного достоинства. Вон как лихо чемоданы собрал.