Вера Колочкова - В объятиях самки богомола

Надо Марату позвонить, вот что! Пусть приезжает! Хотя поздно уже, Марат наверняка дома, с семьей.

Понимание своего униженного положения вдруг ожгло так неприятно, будто проглотила что-то горькое. Выходит, она теперь просто любовница, а не мужняя жена. Любовница, которая должна приспосабливаться и ждать освободившегося для нее времени. Надо же, а раньше она как-то и не задумывалась… Все-таки мужняя жена, имеющая любовника, — это один статус, а одинокая женщина в ожидании выделенного для любви времени — совсем другой.

Нет-нет, она так не согласна. Тут надо что-то менять в корне! Униженное положение ждущей любовницы — это не для нее. Надо что-то с этим делать. Но что? Все равно Марат жену свою не бросит, ни при каких обстоятельствах. И что же… Замкнутый круг получается, выходит?

В ту ночь она долго не могла уснуть. В какой-то момент даже поплакать захотелось, себя пожалеть, но даже этого не получилось. Почему-то неловко перед собой стало — какая жалость, какого черта?! Разве есть причины себя жалеть? Разве ей не хватает чего-то? Нет уж, пусть те несчастные себя жалеют, которые копейки до зарплаты считают, которые ютятся в тесных углах и спят друг у друга на головах, которые норковые шубы да заграничные поездки только во сне видят… А у нее все это есть! Сама себе все заработала! Не важно, какими путями, но заработала же! И потому жалость к себе меняем на самоуважение и довольство собой, а остальное приложится! И вообще, что за временный морок на нее напал. Подумаешь, Димка ушел, какое сокровище потеряла… Да все образуется, подумаешь, все станет на круги своя.

Оно и правда образовалось со временем. И встало на круги своя. Марта жила одна, по-прежнему встречаясь с Маратом. Все было хорошо, все как раньше, только однажды она вдруг поняла, что из их отношений ушло что-то. Какая-то важная составляющая ушла, а может, они просто устали друг от друга? Так ведь бывает, наверное. Холод усталости кого угодно может настичь.

Потом она выяснила, что послужило причиной охлаждения. Вернее, кто оказался этой причиной. Всего лишь молоденькая профурсетка-секретарша, вчерашняя школьница, которую Марат взял на работу по чьей-то просьбе. Якобы не мог отказать нужному человеку.

Профурсетка ходила в неприлично короткой юбке и смешно выпячивала губы уточкой, и была аппетитна своей молодостью, как свежая хрустящая булочка. Наверное, Марата можно было понять. Но Марта понимать не хотела. Выходит, эта профурсетка молода и аппетитна, а она уже не молода? Засохла, как черствый хлеб? Да ей едва-едва за тридцатник перевалило! И если она наденет короткую юбку и выпятит губы уточкой… Конечно, делать подобных глупостей она не будет, потому что голова на плечах есть, слава богу. Да и остальное все на месте, никуда не делось… И тем не менее, факт остается фактом! Невозможно было смотреть, как Марат поедает глазами эту булочку. И не просто так поедает, а еще в глазах что-то есть, что-то очень для нее неприятное. Раньше он только на нее так смотрел, с открытой и чуть насмешливой доброжелательностью. Мол, вот он я, весь твой. Бери меня, намазывай на хлеб вместо масла. Она вдруг нутром почувствовала, как теряет его, как Марат полностью перетекает в эту профурсетку и скоро ей ничего не останется… Ничего. Совсем ничего. Совсем скоро.

Ну не могла она этого допустить! Не могла, ни при каких обстоятельствах! Просто голову сносило от ужаса, когда начинала об этом думать! И сделать ничего не могла. Если бы Марата можно было вернуть силой, она бы это сделала. Не ради самого Марата, но ради принципа. Что мое, то мое. Но как его вернешь — силой? Нет, надо какой-то другой выход из этой ситуации найти, невозможно это терпеть, сердце горит от унижения!

И она нашла выход. Простой классический выход. Называется — так не доставайся же ты никому. Наверное, это было жестоко по отношению к Марату, ведь он столько хорошего для нее сделал! Но ведь он сам виноват, потому что с ней так нельзя. С кем-нибудь можно, а с ней — нет!

Да, выход был довольно сермяжный. Она просто пошла на прием к генеральному директору, то есть к тестю Марата, и рассказала ему со слезами о своей многолетней связи. Якобы раскаялась, ага. Якобы больше не может жить во лжи. А выйдя от генерального, еще и жене Марата позвонила для верности и тоже раскаялась. Генеральный был просто в гневе, жена Марата в слезах. Другой реакции и быть не могло.

А дальше все покатилось так быстро, как по накатанной. Марата выгнали из семьи и, естественно, уволили с теплого престижного места. Оказалось, у него не было ничего своего вообще, все было оформлено на родственников жены. Марта даже удивилась, чего он в этом смысле так оплошал? Неужели настолько уверен в себе был? Мог бы и подворовать немного деньжонок на черный день, но, наверное, именно таких людей и губит лишняя самоуверенность!

Хотя чему тут удивляться? Да, Марат такой. И по отношению к ней тоже. Вполне искренне полагал, что если он ей помог, то и она должна и обязана ему за это по гроб жизни. И эта профурсетка тоже будет обязана. Со временем. Уверен был, что получающий должен быть благодарен, что это истина нерушимая, как дважды два. Но ведь не зря говорят: дурак знает, что дважды два — пять, и совершенно не терзается по этому поводу, а умный знает, что дважды два — четыре, и всегда при этом проигрывает! Вот и Марат проиграл, потому что считал себя умным.

В один из вечеров он заявился к ней с чемоданом — понурый, похмельный, злой. Напрочь уничтоженный неожиданно повернувшимися обстоятельствами. Сердито прислонил чемодан к стене, проговорил тихо, поднимая на нее припыленный алкоголем взгляд:

— Что, примешь?

— Как это? — удивилась она, не ожидая такого поворота. — В каком смысле — примешь?

Марат усмехнулся, долго глядел ей в глаза. Потом произнес убито:

— Нет, я понимаю, конечно, что это ты все сделала… Что я вроде не должен к тебе… Но мне больше идти некуда. Вообще некуда, так уж вышло. Примешь?

— То есть ты жить у меня собрался? Навеки поселиться? Осчастливить решил, да?

— Ну зачем ты так, Марта… Зачем столько сарказма в голосе? Ты меня уничтожила, но я ведь к тебе и пришел!

— А отчего же ко мне? А не к своей секретарше Дашеньке? У тебя ж вроде с ней роман начался!

— Дашенька живет с мамой в однокомнатной квартире. Но не в этом даже дело, нет… Просто я подумал… Я ведь столько сделал для тебя, Марта. А ты… Неужели в тебе ничего человеческого нет? Да, вот он я, стою в твоей прихожей, на постой прошусь, отовсюду изгнанный, униженный, без копейки денег в кармане…

— Меня тоже уволили из фирмы, между прочим. В тот же день уволили. Но я же не прошу твоей жалости.

— А я разве жалости прошу?

— Конечно. И мне это неприятно, Марат. Да, я так поступила, но я вынуждена была. Ты сам, сам меня к этому подвел! Ты же сам решил меня бросить, чтобы… С этой девкой…