Ольга Иванова - Первый раз в первый класс, или Любовь вне расписания

Я тоже попыталась улыбнуться и вложила руку в его ладонь.

— Простите меня, — прошептала потом и ощутила, как к горлу подступает очередной ком.

— За что? — Серебряков все еще держал мою руку, я же сама отчего-то не спешила ее убирать.

— За эту ужасную сцену, — я удрученно покачала головой. — Мне все-таки не следовало приходить сюда… Я ведь знала, что здесь будет он.

— Вы пришли ради него? — тон Серебрякова стал суше.

— Нет! — произнесла я с долей возмущения. — Я, наоборот, не хотела его видеть! Скорее, именно из-за него и не хотела идти. Зря не послушала свою интуицию…

— Не зря. Я рад, что вы пришли…

Я вскинула на него удивленный взгляд и сразу же его отвела, смутившись. Серебряков между тем, будто спохватившись, быстро снял пиджак и накинул мне его на плечи.

— Извините, надо было сразу это сделать, — сокрушенно произнес он. — Совсем я разучился ухаживать за женщинами…

— Спасибо, но не стоило…— я еще больше растерялась и даже не знала, что делать с этим пиджаком. — Я бы сама сейчас сходила за своим пальто…

— Пока вы туда дойдете… — Серебряков с полуулыбкой стал поправлять на мне пиджак, пытаясь плотнее сомкнуть на моей груди его полы.

Потом же вдруг замер и пристально посмотрел мне прямо в глаза. И в этот раз я тоже не отвела взгляда, даже когда его пальцы осторожно коснулись моей щеки, вытирая дорожку из слез. И когда они огладили мой подбородок, чуть приподнимая его, тоже. А когда его губы оказались совсем близко с моими, просто закрыла глаза, позволив себе ощутить их вкус. Этот поцелуй был немного соленым, наверное, от моих слез, и в то же время сладким, потому что кружил голову посильнее шампанского. По телу разливалось горячее томление, а ноги, предавая, слабели. Я сама обвила шею Серебрякова, он же в ответ теснее прижал меня к себе. Его поцелуй становился глубже, побуждая и меня забыть о рассудке, как вдруг в голове бомбой взорвался голос Вадима: «Шлюха!» — и это вмиг отрезвило меня. Я отпрянула от Серебрякова и уперлась руками ему в грудь, тем самым увеличивая между нами дистанцию.

— Это было лишним, Денис Игоревич, — проговорила, пытаясь отдышаться.

— Да, наверное, — голос Серебрякова сразу стал бесцветным.

— Это все алкоголь и стресс… — продолжала я, будто оправдываясь. Правда, не уверена, перед кем больше: Серебряковым или собой. — Сегодня их было слишком много…

— Возможно… Но зато вы успокоились, — он едва заметно улыбнулся, мне же стало еще горше на сердце.

— Действительно, — кивнула я, тоже неловко улыбаясь. — Но все же… Предлагаю забыть об этом, как о недоразумении. Иначе, думаю, я не смогу работать у вас дальше…

— Хорошо, как скажете, Мария Дмитриевна. Забудем об этом. Ничего не было. Это недоразумение…— эхом повторил Серебряков. — И простите меня за это. Действительно, что-то нашло…

— Конечно, мы ведь уже обо всем забыли, — я снова криво усмехнулась. — А теперь… Я, наверное, поеду домой. В смысле, к вам домой… Вернее… В общем, вы поняли, — я стушевалась и начала снимать пиджак, но Серебряков остановил меня.

— Оставьте пока, я схожу за вашей верхней одеждой и попрошу официанта принести сумку. Она ведь за столиком осталась? Заодно Васе позвоню…

— Да, спасибо…

Он ушел, а я, поддавшись порыву, закуталась в его пиджак и вдохнула аромат туалетной воды, которой тот пропитался. И вроде, слышала этот запах уже десятки раз, но теперь он ощущался как-то иначе…

Боже, что за глупости мне лезут в голову?

Я решительно сдернула с плеч пиджак, тем самым сбрасывая с себя и все наваждение. Этот поцелуй — случайность. Его нельзя было допускать, а если уж допустила, то нужно срочно забыть, иначе… Иначе слова Вадима станут правдой. Мы с Серебряковым находимся на разных полюсах: богатый-бедный, начальник-подчиненный… Тут даже сама надежда на какие-то отношения обречена на провал, не то, что их воплощение в жизнь. Это только в сказках все заканчивается хорошо икрасиво, а в реальности… «Шлюха!»

Нет, нет, этот поцелуй надо похоронить в памяти и точка, если же не получится, то выход только один — уволиться.

Серебряков вскоре вернулся с моим пальто и сумкой, почти одновременно с ним к ресторану подъехал Василий.

— Отдыхайте, Мария Дмитриевна, — сказал на прощание Серебряков.

— Вам тоже хорошо провести вечер, Денис Игоревич, — отозвалась я, захлопывая дверцу.

— Все в порядке? — поинтересовался Василий, выруливая на проезжую часть. — Вы пробыли в ресторане совсем немного…

— А мне больше и не надо, — я выдавила улыбку. — И да, со мной все в порядке…— сказала, и вместе с этим в носу вновь защипало от слез.

Да кого я обманываю? У меня ни черта не в порядке! И уже, похоже, не будет… Вот только я совершенно, совершенно не знаю, что мне с этим делать!..

Я слышала, как вернулся Серебряков, еще не было и полуночи. Сама я тоже еще не спала, лежала с выключенным светом и смотрела в одну точку, вновь и вновь переживая те несколько часов, что провела на корпоративе. Плакать уже не хотелось, это желание сменила апатия и чувство безысходности. Лишь когда заметила в окне отблеск фар заезжающей во двор машины, а через несколько минут услышала на лестнице шаги — сердце забилось сильнее, даже в груди стало больно. Потом же мне почудилось, что Серебряков остановился около моей двери, и я вжалась лицом в подушку, боясь вздохнуть. И только когда шаги снова стали удаляться, откинулась обратно на спину.

Я боялась наступления утра, которое должно было непременно принести встречу с Серебряковым, но неожиданно получила отсрочку: тот встал ни свет ни заря и сам поехал забирать Варвару от бабушки. Они вернулись после обеда, и Варя тут же завладела всеобщим вниманием, Серебряков же исчез у себя в мансарде.

Ближайшие дни мы почти не виделись, старательно избегая друг друга. Когда я поняла, что он тоже не ищет встреч со мной, испытала странное чувство: облегчение с налетом горечи.

Я честно пыталась жить как раньше, до того злосчастного вечера. Привычные ежедневные действия создавали иллюзию, что ничего такого, на самом деле, и не было. Днем, особенно в отсутствие отца Вари, у меня это получалось неплохо, тяжелее становилось с наступлением вечера. Серебряков еще чаще стал задерживаться на работе, возвращался, когда дом погружался в сон. Я же против воли ждала его прихода, и лишь когда хлопала дверь его комнаты, мои нервы слегка отпускало. И только в такие минуты ночного одиночества я признавалась себе, что эта игра в безразличие страшно выматывала. Я все больше чувствовала себя разбитой, становилась дерганой и нервной. Один раз даже накричала на ученика в школе, что никогда себе раньше не позволяла, а потом еще, было дело, и на Варе сорвалась. С ней мы, конечно, быстро помирились, но перед самой собой мне было очень стыдно.