AlmaZa - Мания приличия [СИ]

Он завалил меня на мягкую подстилку из сена и, в пылу, продолжая страсть своих слов действиями, впился в меня губами, покрывая поцелуями щёки, шею, расстёгивая пуговицы платья. Я упёрлась в его грудь руками.

— Сынри, нет, пожалуйста! — Я не испытывала неприязни к нему, но мне было дурно, я себе неважно чувствовала. — Сынри, перестань! — Его пальцы задирали подол, крались к нижнему белью.

— Почему? Даша, я же никогда не делал тебе во время секса больно, я же не обижаю тебя в постели, нам же бывает хорошо, очень хорошо…

— Сынри! Господи! — Тошнота подкатила и я, не желая проблеваться на мужа, отпихнула его, что было сил и, когда он отлетел, растрёпанный, от полураздетой меня, я приложила ладонь к губам. — Меня тошнит…

Он посмотрел на меня, что-то осмысляя и, видимо, сделал такой вывод, что моя дурнота связана с его домогательствами. Как назло, меня стало отпускать. Возможно, виноват был запах его одеколона.

— Я настолько тебе неприятен? — шокировано уточнил он.

— Да нет же… ты не понимаешь! — Сказать, что я отравилась? Но я не очень уверена, что это отравление, а если это ребёнок Джиёна, то тогда мне и вовсе нечего делать с Сынри. Он за измену меня уже украсил лиловыми красками, какими украсит за чужое дитя в брюхе?

— Ты не хочешь спать со мной? Проблема только в этом? Тебе не нравится секс? — Сынри вернулся впритык и, плавно опустившись коленями на пол, обнял мои ноги. — Даша, давай не будем спать, я не буду настаивать, забудем, хорошо? Давай полетим в Сеул, отдохнём, всё взвесим. У тебя будет своя спальня, хорошо? Я не стану идти вопреки твоим желаниям, правда, я не знаю, правда, не знаю, смогу ли не изменять тебе, если ты не станешь спать со мной… — Он положил лицо на мои колени. У меня на глаза наползли слёзы. Я робко опустила ладонь на его затылок. — Просто будь со мной, хорошо? Формально, условно, для видимости, без обязательств — как тебе удобней, но будь рядом, Даша.

— Сынри… — Я готова была сломаться, я готова была согласиться, но подозрение, что внутри меня живёт зародыш, и он вовсе не от мужа, не давало мне произнести решительное «да» на все его предложения. К тому же, когда-то, лишь познакомившись с Сынри, я узнала его совсем не таким, и он очень долго был вообще не таким. Тяжело поверить в сбыточность подобных заверений. — Сынри, ты сам передумаешь, возможно, очень скоро. Ты поймёшь, что я всего лишь твой каприз, и страсть ко мне рождается тем, что я не отвечаю тебе взаимностью. А если отвечу? Ты бабник, ты беспорядочный негодяй, распутник и блядун, будем смотреть правде в глаза. Я не хочу оказаться снова за тысячи километров, во владении человека с деньгами, который взбрыкнёт и захочет развлекаться дальше, а меня выкинет или задвинет подальше. Падать больно, Сынри, уж лучше не взлетать.

— И ты та, которая, как никто, умеет обрезать крылья.

— А ты можешь мне дать гарантию, что будешь отныне и до конца дней своих любить меня, холить и лелеять?

Супруг поднял лицо и посмотрел мне в глаза.

— Нет, не могу. Но я могу пообещать, что не брошу тебя, что бы ни случилось, и если ты захочешь оставить меня, то я отпущу. Неужели и этого мало?

Я смотрела на него бесконечно долго, ища доводы за, аргументируя сама для себя, что это прекрасное предложение, и я должна пойти на сделку с совестью, но что-то не могло во мне переломиться. Я хотела разрешить ситуацию с мнимой беременностью, сделать тест, съездить к врачу. И если во мне ребёнок Дракона, то Сынри незачем об этом и знать.

— Я хочу уйти в монастырь, совершить постриг.

— Постриг? — в ужасе расширились его глаза. Он опять взял заботливо мою косу. — Нет, пожалуйста, Даша, оставь свои волосы, ненормальная, не губи ты себя!

— Да это не буквально, в наших монастырях, как в буддийских, на лысо не стригут. Срезают пару прядей, и всё.

— Даша, я прошу тебя…

— Лучше уезжай, Сынри. Просто уезжай, — пробормотала я, погладив его по щеке и он, шмыгнув носом, поднялся с колен, отряхнул их, сунул руки в карманы и медленно, очень медленно вышел из сарая. В обед мама всё приговаривала «уберёг тебя Господь», а мне так и хотелось её поправить: «Нет, меня уберёг Джиён». Конечно, скажи я так, она бы заметила, что Джиёна мне послал Господь, на что у меня тоже было возражение — это Джиён послал Господа, давно, далеко и надолго.

Пока я помогала маме готовить, Сынри собрал вещи и, отказавшись поесть на дорожку, вызвал такси, в которое загрузил свой чемодан. Я вышла проводить его, но не нашла подходящих слов. Он тоже ничего не стал говорить, но вдруг сунул мне в руку свою пластиковую карту. Я посмотрела на неё и, осознав, что это значит, попыталась вручить её обратно. Но он уже забрал свою ладонь. Я потянулась к его карману, но он отвёл моё запястье. Я нахмурилась.

— Пароль ты знаешь, пользуйся.

— Мне не нужно от тебя денег.

— А мне не нужно от тебя благородства в этой дыре, я без тебя вижу, что и кому нужно. На этой карте около двух миллионов, хочешь — купи себе Петухово, хочешь — не работай до конца жизни.

— Сынри…

Он отвернулся, открыв дверцу такси, подставил щёку для поцелуя, который я несмело нанесла, сел в машину, и она покатилась вниз с холма, увозя мою последнюю связь с Сингапуром. Или не последнюю? Я положила ладонь на живот.

— А когда он вернётся? — спросила мама, вытирая руки о передник.

— Никогда, мам.

Её лицо вытянулось, и я пожалела о том, что вот так прямо сказала, но не стала ничего добавлять в оправдание, продолжив:

— Всё в порядке, мам. Так нужно. Вечером я объявила и ей, что хочу уйти в монастырь, чем довела до слёз. Когда же я прекращу вызывать горечь и страдания у дорогих мне людей?

Ближайший был Могочинский, Свято-Никольский. Туда полдня езды на машине, потом переправа через Обь на пароме. Я была там несколько раз, давно. Монастырь относительно новый, ему лет тридцать с небольшим, в отличие от старинных, сохранившихся с царских или имперских времён, этот построили в новейшее время, в эпоху развала Союза, на общественные деньги и пожертвования. Там вроде прежде была фабрика лесозаготовительная, но вот, возрождалось православие, промышленность беднела, и обменялись. Из последнего посещения, лет семь или больше назад, я помнила там старуху монахиню, чудную, у неё вся стена в комнате была увешана иконами и их репродукциями, а одну она называла фотографией Иисуса, и когда у неё уточняли, как же так — фото? — она уверяла, что да, единственный прижизненный снимок Христа.

Лёжа ночами теперь и обдумывая своё будущее, я с трудом представляла себя в подобном обществе. Раньше у меня был другой характер, смиренный и покладистый, я бы улыбалась таким странностям и всё. Сейчас же я наверняка не выдержу и начну доказывать, какая это большая глупость, и что это нелогично, неразумно, и быть такого не может. Что же мне делать? Искать монастырь поудаленнее? Я прекрасно знала, что сначала нужно около года пробыть трудницей, потом возьмут в послушницы, а до пострига очень и очень далеко. Конечно, с отцом-священником это исправить довольно просто, могут сократить сроки «практики», поставят зачет автоматом. Но всё равно каждый монастырь требует справку о состоянии здоровья, а для этого нужно пройти медосмотр…