Айя Субботина - Малышка (СИ)

Мысленно нахваливая себя за то, что все-таки разбираюсь в женской психологии. И остаток дня и вечера провожу, держа в голове образ Бон-Бон. Интересно, во что принарядилась моя малышка? Сколько выпила к — опускаю взгляд на часы — к половине одиннадцатого ночи? Рада ли полученному подарку? Но самый главный вопрос, конечно же: насколько она успела разочароваться в своем ботане?

Цветы доставляют мне в офис без четверти одиннадцать. К этому времени я успеваю закончить все дела, переодеться в свежую рубашку и сменить серый костюм на темно-синий, спортивного кроя. В букете ровно сто одна белоснежная роза, и он реально огромный. Вдруг ловлю себя на мысли, что это впервые в моей жизни я дарю женщине настолько дорогую бесполезную охапку цветов, но единственное, что волнует меня в этот момент: любит ли она белые, а не розовые или красные? Потому что с этой малышки станется — поморщить нос и сказать, что она разочарована моей недогадливостью.

И почему я раньше об этом не подумал?

К счастью, в эту ночь судьба на моей стороне, а безлимитный «пластик» так и вовсе творит чудеса. Правда, я трачу драгоценное время, поэтому на всякий случай звоню Владу, под предлогом узнать, как проходит мероприятие под названием «разрушь безвозвратно папочкин дом».

И узнаю две хороших новости: Бон-Бон счастлива и девчонки отрываются на всю катушуку, и мой подарок произвел настоящий фурор.

— И приехал ее парень, — говорит Влад после небольшой паузы. По голосу слышу, что он тоже недоволен этим фактом.

Что значит, приехал? Разве он не должен был окучивать свою силиконовую долину?

Сдержано интересуюсь, точно ли приехал Тот Самый Парень, а не кто-то из приближенных, кого Бон-Бон держала в запасе на «черный день». Кто-то, со скамейки запасных: при ее внешних данных она должна быть размером с целый стадион.

— Костя, архитектор, — говорит Влад. — Ты все пропустил: тут был целый сюрприз с воздушными шариками, конфетти, лепестками роз и музыкантами. Наверняка пацан крепко потратился на того, кто смыслит в том, как эффектно покорить девушку.

Я вдруг начинаю соображать, что, возможно, та белобрысая кукла и была тем самым знатоком? Я лично знаю парочку расфуфыренных конфеток, которые рубят бабло на вот таких вот «Костиках», которым не хватает мозгов придумать для своей девушки ожившую сказку.

— И еще, — говорит Влад. На этот раз его голос осторожный, потому что я слышу в нем плохо сдерживаемую злость. — Он встал на одно колено и подарил кольцо вместе с переложением руки и сердца.

— И? — спрашиваю я, разглядывая лежащие на заднем сиденье моего авто охапки цветов.

— Она согласилась.

Да пошло оно все!

Я смотрю на свой окольцованный простым золотым ободком с крохотным изумрудом палец, и думаю о том, что жизнь очень непредсказуема. Потому что я не чувствую восторга. Лишь какую-то странную пустоту от того, что часть моего плана успешно и в полной мере реализована. Так бывает, когда вы к чему-то очень сильно стремитесь всю жизнь, и все, буквально все свои действия направляете на скорейшее достижение цели, а, достигнув ее, вдруг понимаете, что жизненный пусть вдруг превратился в огромное забетонированное поле: куда идти, что делать?

— Ты не выглядишь счастливой, — говорит Костя, когда мы, наконец, остаемся наедине в зимнем саду.

— Я видела тебя с блондинкой в машине, — говорю я, хоть давала себе обещание молчать.

Но сейчас мне правда все равно. Я не хочу играть в притворство, не хочу ловить его за руку. Я должна увидеть его взгляд. Это же мой Костя, я знаю его два года и знаю каждую мимическую морщинку на его лице. Если он соврет — я это пойму. И кому, как ни Тапочку это знать.

— Это Маша, она помогла мне со всем… этим. — Он рассеянно приглаживает рукой волосы. — Я хотел сделать сюрприз. Знаю, что ты их не любишь, но ведь это твой День рождения. И я подумал, что у меня получится.

Я пристально всматриваюсь в его лицо, прислушиваюсь к интонации. И понимаю, что нет — мой Тапочек не врет. Он действительно собирался сделать мне сюрприз. И, в общем, ему это удалось.

— Прости, что оно слишком простое, — говорит Костя, замечая, как я прокручиваю кольцо на пальце. — Через два года это будет бриллиант, обещаю.

Мы оба знаем, что слишком молоды для брака, поэтому его предложение замужества — скорее просто формальность, что-то вроде обещания жениться на мне, когда мы сделаем свои карьеры, заработаем на большой трехэтажный дом и будем готовы наслаждаться друг другом без мыслей о том, что в спальне не покрашены потолки, а до зарплаты еще минимум три недели.

И все же, теперь я его официальная невеста. Даже если бы кольцо было из полоски фольги, это ничего не меняло бы ни в лучшую, ни в худшую сторону.

Я встряхиваюсь, убеждая себя в том, что не могу насладиться счастьем из-за усталости.

— Пойдем танцевать? — Я хватаю его за руку, тащу прочь из зарослей каких-то зеленых вьюнков, и мы окунаемся в гущу танцующих пар.

Площадку разбили прямо на улице, благо, сегодня не по-осеннему тепло и все мои гости уже вовсю отрываются под грохот музыки. Кто-то хватает меня за руки, восторгается кольцом и тем, что «всегда знали — мы созданы друг для друга». Я тоже знаю, что мы созданы друг для друга, но … облизываю губы, в отчаянной попытке воскресить на языке вкус «ноты сердца». Ничего не происходит, и я злюсь, зажигаюсь, как спичка.

Он ведь обещал. Но стрелки уже перевалили за полночь. Пять минут, и еще пять, и десять.

В половине первого приезжает курьер и, под аккомпанемент визга моих подруг, один за другим вручает мне огромные охапки роз: белые, красные, розовые. Я не буду даже пытаться их сосчитать, ведь мне не хватает двух рук, чтобы удержать хотя бы один букет, что уж говорить о трех. В белых я нахожу записку: «Не знал, какие твои любимые, поэтому не стал рисковать. Расти большой, Бон-Бон».

И что же я делаю?

Хватаю телефон и набираю его номер. Когда он снимает трубку после пятого гудка, не дожидаясь даже ответа, кричу, как ненормальная:

— Ты обещал, что приедешь! — Я бы с удовольствием отхлестала его букетом, но ведь цветы ни в чем не виноваты? Кроме того, они просто великолепны, и эстет во мне говорит, что уничтожать прекрасное — это вандализм, который нельзя оправдать даже состоянием аффекта.

— Занят, малышка, — говорит он, и я слышу женский смех на заднем фоне.

— Тешишь свое мужское либидо? — говорю я, хоть на самом деле собиралась сказать, что чихать я хотела на то, с кем и как он проводит время.

— А как же, — смеется Рэм. Совсем рядом раздается женский недвусмысленный стон. — Ты что-то хотела?

— Да. Сказать, что я люблю желтые цветы, и ненавижу розы.

— Раздай розы подружкам, Бон-Бон, незачем мучить себя вынужденной радостью.