Айя Субботина - Бархатная Принцесса

— Кай знает, где я и в котором часу должна вернуться, - на всякий случай говорю я. Это правда. – И еще несколько человек, кроме Кая. Если я по какой-то причине перестану отвечать на звонки…

— Прекрати, родная, я же не монстр. – Олег достает еще одну сигарету, долго, раздумывая, мнет ее в пальцах, но все-таки прикуривает. – Ты все знаешь? Просто уточняю.

— Только про Катю, и то, что ты хотел подкинуть мне ее ребенка. О других твоих детях я не в курсе.

— Тебе не к лицу ирония, Дани.

— Мне к лицу покой, а не война с твоими ошибками прошлого. Я заявила в полицию, Олег, и они сейчас допрашиваю Эльвиру. Боюсь, твой маленький секрет уже не секрет.

Это ему очень не нравится. Олег мигом мрачнеет, что-то беззвучно бормочет себе под нос.

— Ты никак не могла держать рот на замке, - говорит, стараясь не смотреть на меня. – Ты все чертовски сильно усложняешь, родная.

— Это ты все упрощаешь, если думаешь, что девочка с явными отклонениями психики – это просто божья коровка в банке, и она совершенно безвредна.

— Только не корчи из себя святую, - отмахивается он. – Если это просочится в прессу – я тебя растопчу, родная.

— Ты топчешься по мне уже две недели, и я, как видишь, жива.

— Тальк потому, что я не особо усердствую. – Что-то в его голосе мне не нравится. Что-то такое, что было в нем в тот день, когда Кай появился в тогда еще нашем доме. – Всего-то просил не совать нос в мои дела, но ты и здесь не могла уйти красиво, родная.

Это его «родная» отравляет и хочется взять каждое слово и затолкать обратно ему в рот, но я держусь. Это наша последняя встреча, наш последний разговор и я не дам себя запугать этими фирменными злыми взглядами. Может быть, мне нужно было промолчать сейчас, но я хотела, чтобы он знал – и у него есть секреты, о которых я знаю. И теперь они добавят ему проблем.

Дорога домой занимает кучу времени: на этот раз пробки буквально на каждом шагу и светофоры играют против меня. Хочу позвонить Каю, чтобы сказать, что я теперь официально разведенная женщина, но все-таки держусь. Он не любит, когда я говорю за рулем по телефону, даже если стою в пробке или на светофоре. У него для меня тоже хорошие новости: через неделю его выпишут, потому что у него какая-то невероятная регенерация и он семимильными шагами идет на поправку. Еще придется ездить на осмотры и к нам будет приходить медсестра для процедур и перевязок, но это мелочи. Главное, что мой большой злой парень будет дома, в нашей кровати и снова будет так восхитительно неудобно обвиваться вокруг меня всем своим немаленьким телом.

Мысли об этом приятно согревают и вытравливают из души остатки неприятных разговоров с Эльвирой и Олегом. Пока девчонку не найдут, я буду пользоваться услугами охраны, потому что Кай – живое свидетельство тому, на что способна испорченная девчонка с явными проблемами психики.

Я оставляю машину воле подъезда, потому что хочу быстро переодеться и ехать к Каю: мы взяли привычку вместе ужинать, благо, на это смотрят сквозь пальцы, а врач так вообще нам симпатизирует.

Поднимаюсь по ступенькам, но на последней лестнице роняю ключи. Наклоняюсь, чтобы поднять их – и по серому бетону скользит какая-то тень. Хочу распрямиться, почему-то холодея от самого отвратительного предчувствия, но не успеваю.

Кто-то толкает меня. Тяжело, обеими руками в плечи. Я даже не успеваю понять, что происходит, лишь в последнюю секунду, за миг до падения думаю о том, что нужно сгруппироваться, вжать олову в плечи, пожать колени.

Господи, господи…

Кубарем, ударяясь головой о ступени, падаю вниз.

И где-то там, высоко, без щелчка, гасят свет.

— Ты с ума сошел?! – орет на меня врач.

Да, я сошел с ума. Я не знаю, как это назвать, потому что в голову лезет какая-то спиритическая чушь. Никак иначе, кроме знака свыше, я не могу это объяснить, но говорить об этом вслух как-то позорно. Хотя в жопу все!

— Я должен поехать к ней, понимаешь, старик? – Кладу здоровую руку доктору на плечо. – Я не знаю, что это за хуйня и как ее назвать, но у меня вот здесь, - прикладываю руку к груди, -не спокойно. Горит, словно меня из «вулкана» изрешетили. Скажи своим медсестрам, что у меня крыша поехала, что я помешался из-за антибиотиков. Придумай что хочешь – срать. Я уйду отсюда, и лучше бы ты не стоял у меня на пути.

— Помереть хочешь? – спрашивает этот умный мужик с золотыми руками, и демонстративно сует руки в карманы халата.

— Хочу убедиться, что с ней все в порядке. Считай, что у меня просто дурь через уши прет, что угодно делай – только дай уйти. Не приду своими ногами – выпьешь за меня и попросишь боженьку не судить дурака Кая слишком строго.

— Ты же только с того света, дурак.

Я правда не знаю, что ему сказать. Поэтому, проглатывая боль, сажусь на край кровати и зашнуровываю ботинки. С футболкой хуже, но справляюсь.

Принцесса рассказывала, что когда Ляля подстрелила меня, она чувствовала боль в тех же местах, где я истекал кровью. Тогда я принял ее слова за излишнюю впечатлительность, а теперь вот самого «укрыло». Просто лежал с иголкой в вене – и словно солнце свалилось на грудь, прожгло до самого нутра, до кишок. И почему-то имя Даниэлы на губах, со вкусом крови.

— Она не берет трубку, понимаешь? – говорю врачу, когда тот скептически оценивает мои попытки самостоятельно влезть в куртку. – Она всегда берет трубку, или хотя бы пишет сообщение.

Он перепроверяет: набирает Даниэлу со своего, но, когда она и ему не отвечает, тоже начинает хмуриться. Только на прощанье говорит, чтобы был осторожнее со швами. Как будто я смогу о них забыть с такой зверской болью.

Поймать такси в такое время не самая простая задача, но мне как-то зверски везет – только подхожу к обочине, как из-за поворота выруливают «шашечки». Я даже не раздумываю, сразу выхожу на дорогу, так что ему остается только притормозить. Даже не разбираю, что там мелю, лишь бы уговорить его ехать быстрее, и все время пытаюсь дозвониться до Даниэлы. После каждого не отвеченного звонка – я жду до упора, пока система нас не разъединит – становится все труднее дышать. Наверное, я выдохну только когда узнаю, что с ней все в порядке, когда сожму ее в руках и собственными глазами увижу, что ни один волос не упал с ее головы.

И чем ближе ее дом, тем тяжелее в груди. Как будто во мне продолбили дыру размером с футбольный мяч. Натолкали туда тротила и каждую секунду раздается взрыв, от которого разрывается сердце, а потом отрастает вновь, до следующего взрыва. Никогда, за всю мою долбаную жизнь, я не чувствовал такой паники. Даже когда умирал и был почти уверен, что уже не выкарабкаюсь, что вся моя удача закончилась на встрече с Даниэлой, я не боялся. Было жаль, что столько всего в жизни не попробовал, но страх был лишь за мою Принцессу.