Симона Элкелес - Цепная реакция

— Успокойся.

— Нечего меня успокаивать. Не смей говорить мне ничего, кроме истинной правды.

— Ладно. — Алекс проводит рукой по волосам. — Карлос подозревает. Он как-то обмолвился мне об этом, лет десять назад, но я велел ему заткнуться и больше никогда не поднимать эту тему. Он и не поднимает.

— Что ж, да здравствуют тайны семьи Фуэнтес! — саркастично замечаю я и, чувствуя в горле комок размером с баскетбольный мяч, все-таки решаюсь спросить: — Он что, изнасиловал маму?

— Нет.

— Она изменила отцу?

— Не совсем. Почему бы тебе самому не поехать домой и не спросить у нее?

— У меня нет дома, Алекс.

— Не глупи, Луис. Твой дом — там, где твоя семья. А Mamá сделала это, чтобы мы были в безопасности.

— То есть она себя продала. Мило.

Алекс отталкивает меня, в его глазах вспыхивает безумный гнев.

— Не смей так говорить о mi’amá ! Она сделала то, что нужно было сделать. Точка. Не суди ее, если не знаешь, что тогда произошло.

Все это время я был непроходимо слеп. Доказательства валялись прямо у меня под носом, а я даже не удосужился соединить их в осмысленное целое. Жил себе в иллюзии, что я — золотой ребенок, последний подарок жене от убитого мужа, а все было совсем не так. На самом деле я никогда не был золотым ребенком. Я был белой вороной… Называл себя Фуэнтесом, но не имел права на это имя.

Я отступаю от Алекса.

— Adios , братец.

— Что это, черт побери, значит?

— Это значит, что я ухожу. Навсегда.

— Никуда ты не уйдешь.

— Ты не сможешь удержать меня, Алекс. Черт, вообще-то у нас с тобой отцы разные!

Я невольно вспоминаю, сколько раз переживал из-за Карлоса, потому что он казался самым ненормальным из нас. Природа не дала ему ни мозгов, ни терпения, как нам с Алексом.

Но судьба подшутила не над ним, а надо мной. Мы с братьями — даже не одной крови.

— Ты что же, думаешь, гены имеют какое-то значение? — вскидывается Алекс. — Ни фига. Ты был моим братом с той самой секунды, как родился. Я держал тебя на руках, когда тебе и часа не исполнилось. Ты был моим братом, когда Mamá пропадала на работе и я подтирал тебе задницу и менял памперсы. И ты будешь моим братом до последнего моего вздоха! ¿Comprende?

— Но ты отнял у меня мою историю… мое происхождение!

— Я ничего у тебя не отнимал, Луис. Твой биологический отец был… — Он замолкает.

— Ну давай, продолжай, Алекс. Говори уже, нечего отступать.

— Гектор Мартинез — конченый интриган, манипулятор и засранец. Он запугивал других людей, чтобы заставить их делать то, что ему было нужно. Он был наркобароном и убийцей. Мы еще оказали тебе большую услугу, не сказав, что половину своих генов ты унаследовал от человека без чести и совести.

— Ты бы поосторожнее, Алекс. — Я пихаю его в грудь, готовый и к драке, если она завяжется. — Ты говоришь о моей крови.

Мои слова причиняют ему боль, я вижу это.

— Очнись, Луис. Ты стоишь перед своей кровью. Я — твоя кровь.

С отвращением разглядываю его.

— Все, что я вижу перед собой, — бывшего члена «Мексиканской крови». Предателя моего народа.

— Хватит нести чушь.

— Будь начеку, братан. Никогда не знаешь, кто твой друг… а кто — враг.

Вылетаю из дома, не обращая внимания ни на просьбы Алекса вернуться, ни на мольбы Бриттани не уходить. Она еще успевает крикнуть, что вместе мы со всем справимся.

Вот только не хочу я ни с чем справляться.

Чуи был прав. Быть в банде — моя судьба, мое право, данное от рождения. Я говорил себе, что хочу быть ближе к Сото, чтобы разузнать нужную мне информацию о «Мексиканской крови», но я врал сам себе. Все это время я хотел быть в банде, быть ее частью, пусть даже это связано с наркотой и вымогательством. Я еду на склад «Крови», а в голове бьется только одна мысль: я должен оправдать наследие моего отца.

Чуи сидит в своем импровизированном кабинете и разговаривает с НБ, которых я не знаю. Он вскидывает на меня взгляд — и сразу же велит всем убраться вон. Остается только здоровенный парень по имени Тини, хотя трудно придумать более неподходящее ему имя [66] Tiny ( англ. ) — малютка, крошка. .

— Я пойду в банк и посмотрю, что лежит в ячейке, — говорю я. — Но у меня есть условия.

Вездесущая сигара по-прежнему торчит в углу его рта. Чуи вынимает ее и выпускает дым в воздух. Я слежу, как тот медленно собирается в облачко над его головой и растворяется в прокуренной атмосфере комнаты.

— Условия?

— Sí . Первое: ты никогда больше не будешь угрожать семье Алекса, Карлоса или mi’amá . Второе: ты устроишь мне посвящение в банду, точно такое же, через какое проходят все.

Хватит болтаться между двумя мирами. Я выбрал свой и не хочу, чтобы кто-нибудь принимал меня за того, кем я не являюсь и кем я никогда не стану.

— Рад, что ты передумал, Фуэнтес.

— Не называй меня так, — обрываю его я. — Я не Фуэнтес, и ты это знаешь, так что хватит нести чушь. Так ты согласен с моими условиями или нет?

Мы пристально смотрим друг на друга.

— Конечно. Гектор предсказывал, что из тебя вырастет настоящий боец, — с гордостью говорит Чуи, а я невольно вспоминаю фотку, где Гектор держит новорожденного меня. Сото кивает Тини, чтобы тот позвал обратно остальных НБ. — Ребята, тут вот Луис желает закрепить за собой место в нашей дружной семье, — кричит он, когда все собираются в кабинете. — Проблема в том, Луис, что ты уже благословлен бандой. Посвящение тебе не нужно.

— Я сам хочу. Хочу вступить в «Мексиканскую кровь» как новый член.

Сото смеется.

— Хочешь, чтобы мы выбили из тебя все дерьмо?

— Хочу пройти посвящение, как Алекс. Да, я не ищу легких путей. Но я справлюсь.

Справлюсь и покажу им, что от меня не нужно скрывать правду. Мне кажется, я даже слышу, как Гектор Мартинез из могилы подбадривает меня, подначивает бросить вызов и доказать этим парням, что и я не лыком шит и умею быть таким же жестоким, каким был он.

Чуи изгибает бровь.

— Справишься, значит?

— Я сын своего отца, — упрямо говорю я. — Начинай уже.

— Mi placer [67] С удовольствием. , — весело отвечает он и кричит: — Эй, Рико! Собирай парней, давай устроим Луису наши фирменные тринадцать секунд! Я тоже присоединюсь. — Чуи трещит костяшками пальцев, разминая их. — Ох и весело будет!

КЕНДАЛЛ СЧИТАЕТ, ЧТО все позади и я пережила самое худшее, но мне так не кажется. Меня подмывает пойти к Луису домой — просто чтобы он обнял меня и сказал, что у нас все будет замечательно.

Ага, я брежу наяву, знаю. Ничего замечательного у нас с ним нет и не предвидится.

— Пап, — я подсаживаюсь к нему поближе, пользуясь тем, что по телевизору идет футбольный матч, — как так получилось, что вы с мамой никогда не возили нас в Мексику?