Ульяна Соболева - Нелюдь

Вера… Совсем еще девчонка, ненамного старше моей Ассоль, но к своим годам потерявшая любовь к жизни, которую ярким светом излучали глаза Ассоль. В ее глазах навсегда застыли пустота и безысходность. Только на время в них появлялось нечто, похожее на интерес. На то короткое время, когда она учила меня премудростям секса. Именно эта маленькая женщина показывала, как правильно ласкать женщину руками, как долго терзать, не позволяя сорваться, растягивая удовольствие и одновременно истязая этим, как и где прикасаться языком нежно, а где растирать пальцами быстро и безжалостно, чтобы заставить кончить.

"— Зачем?

Она бросает взгляд за стекло, туда, где разложился на стуле доктор, и медленно проводит ладонью по моей груди. Меня всегда приводят к ним голого. Никаких игр с раздеванием — механические движения, направленные на получение нужного результата. Беременности.

Но она чутко улавливает желание ублюдка насладиться эротическим зрелищем, стягивает с плеч посеревший, некогда белый халат, спуская его до груди.

— Я хочу этого, Бес.

Положила мою ладонь к себе на грудь.

— Ущипни, дааа… вот так. Видишь, как они вытягиваются…

— Вера…

— Сожми ее, Бес. Сожми сильно, чтобы сбилось дыхание.

— Я убью его.

— Никогда не верь стонам женщины, Саша, — она смотрит не на меня, на Снегирева, а мне хочется встряхнуть ее… но я останавливаюсь, заметив след от веревки на ее шее, — женщины могут лгать стонами, словами, взглядами.

— Я убью, обещаю.

Она приближается ко мне, медленно проводя языком снизу вверх по моему горлу, легко царапая короткими ногтями плечи.

— Верь их дыханию. Оно искреннее.

Злит меня. У меня слишком мало времени, чтобы провести его с Верой. Сегодня ночью Ассоль должна прийти ко мне после недельного отсутствия. Я сжимаю женские руки пальцами, пока она не зашипит, и дергаю на себя, усаживая рывком на член.

Шепотом прикусывая ее ключицы, как она показывала, стараясь найти в себе хотя бы толики того дикого возбуждения, когда делаю то же самое с Ассоль. Ни хрена. Вкус ее кожи, источающий запах каких-то лекарств, скорее, раздражает.

Она впивается пальцами в мои плечи, продолжая сверлить взглядом похотливую тварь позади нас, откидывая голову назад, скачет на моих коленях, не сдерживая стонов. Чтобы вдруг резко приникнуть к моему уху и прошептать:

— У тебя есть шанс. Только у тебя здесь есть шанс, Бес. Используй его. Не сломайся"

Это был наш с ней последний раз. Той ночью Вера повесилась на черном галстуке, который стащила у Снегирева во время его "визита". Она оказалась беременной.

А я выполнил свое обещание уже после того, как освободился. Тело профессора Валентина Снегирева найдут выпотрошенным и привязанным к столу на кухне его дачного дома в одной из зарубежных стран. Шею уважаемого светила науки, а по сути — самой настоящей мрази, будет обвивать черный галстук.

Ярославская вышла из кабинета следователя и облегченно вздохнула. Невозможно будет постоянно прятать преступления объекта. Ублюдок гораздо сильнее любого из охраны, и, если бы не их оружие — их всех вместе взятых. Ангелина Альбертовна брезгливо поморщилась, вспомнив заплывшие пивные животы своих сотрудников. Самыми активными движениями, на которые они были способны — это энергично махать дубинками. В противовес мощному, состоявшему из четко прорисованных мускулов телу нелюдя. Еще бы. Объект подвергали ежедневным физическим нагрузкам, формируя из него машину-убийцу, изучая на нем пределы человека. Минимумы и максимумы человеческого организма.

Следователь не без давления, оказанного Бельским, согласился вести дело об убийстве трех охранников, как бытовое преступление. Якобы те выпивали на рабочем месте и в пылу споров и оскорблений один из них прикончил двоих других, изрядно поиздевавшись над трупом Геннадия К., а затем, осознав содеянное, полоснул себя ножом по шее.

Ярославская вскинула голову кверху, улыбаясь солнечным лучам, озорно пробежавшимся по тронутым легкой сединой волосам. Бельский неоднократно намекал на то, какой хорошей парой могли бы стать Аля и его сын. Неплохая перспектива, к слову. Правда, на фоне сильного и властного отца Виктор представлялся Ангелине Альбертовне точной копией… Мельцажа. Или же Ярославского. Инфантильный, тщедушный, слабохарактерный. Такого очень удобно вести за собой, направлять, используя его фамилию и влияние отца в нужном русле. Огорчало только, что Аля сама не отличалась целеустремленностью и амбициозностью матери. Да и эти ее ночные встречи с нелюдем нужно прекратить. Каким бы беззаветно влюбленным ни был Витенька, а все же рисковать и вызывать гнев покровителя за то, что невестка может оказаться порченной, Ярославской не хотелось.

1980-е гг.

Никогда раньше мой мир не раскалывался на острые осколки дикой боли, от которой все внутри разорвалось до мяса. Я не знала, что такое предательство, ревность и адская пытка. Но в жизни все бывает впервые, это был мой самый первый раз. Потом их будет много, так бесконечно много, что я собьюсь со счета, но ведь мы всегда помним самую первую боль и того, кто ее причинил. Не счастье, не радостные минуты, а часы самой лютой агонии, иногда они оставляют настолько глубокие шрамы, что стоит лишь вспомнить, как внутри начинает кровоточить все той же болью.

И я помнила тот проклятый день, когда мой чистый, розовый мир взорвался кровавой тошнотворной грязью понимания, что здесь происходит, чем занимается моя мать, и что именно они заставляют делать моего Сашу.

Я не пошла на учебу в то утро, сказала матери, что у меня сильно болит голова, а она была слишком занята телефонными звонками и остервенело рылась в своих бумагах. Ей, как всегда, было не до меня, когда я приоткрыла дверь ее кабинета и просунула голову, тихо позвав. Она махнула на меня рукой, зашипев: "ладно, не иди, я дам справку", и снова уткнулась в папку, зажав телефонную трубку между плечом и ухом. Ей было не о чем беспокоиться, ведь я была лучшей ученицей и никогда не злоупотребляла якобы плохим самочувствием. Да и как могут возникнуть проблемы у дочери самой Ярославской? Мою мать боялись как огня. Достаточно было одного взгляда ее ледяных змеиных глаз, как люди не могли вымолвить и слова. Я сама ее боялась… всегда тряслась от одной мысли, что она разозлится, и презирала за это и ее, и себя, что, впрочем, не мешало мне долгие годы нарушать ее запрет. Потом я пойму, как жестоко она манипулировала мной и как давно знала о моей связи с Сашей. И она ее не прекратила, потому что ей было интересно, чем все закончится и в какой момент она сможет дернуть нас за ниточки или оборвать их к такой-то матери.