Евгения Перова - Нет рецепта для любви

– Нет. И в Польше не была. Только во Франции, Италии и Швейцарии.

– Ничего, у тебя еще все впереди.

Лео сел на кровати – он порозовел и взбодрился, и Олеся обрадовалась:

– Вам лучше? Ура!

– Пожалуй, я бы выпил красного вина. Посмотри-ка в баре. Заказать тебе мороженое? А то ты так и не доела.

Олеся стала отказываться, но Лео не слушал, и скоро в номер доставили и мороженое, и клубнику с шампанским, и фрукты. Выпив бокал шампанского, Олеся совсем развеселилась:

– Похоже, вы меня соблазняете? – игриво спросила она. – Шампанское, клубника! Прямо как в фильме «Красотка».

– Ты мне льстишь, деточка, – рассмеялся Лео. – Вот лет двадцать назад я точно не упустил бы такое рыжее чудо, как ты. А нынче – увы!

Он с улыбкой разглядывал разрумянившуюся Олесю, а потом, чуть усмехнувшись, признался:

– Знаешь, я думал, что все испытал в жизни. Но сейчас понял, что так и не узнал счастья общения со взрослой дочерью. Так что ты – просто подарок судьбы для меня. Даже не знаю, чем и заслужил.

Олеся смутилась. Потом спросила:

– У вас есть дочь?

– Да. Терпеть меня не может, как и ее мать. Еще два сына – с одним мы иногда общаемся. Трое внуков и сколько-то правнуков. В общем, я был отвратительным отцом и никудышным дедом. Да и муж из меня получился так себе. Пять раз был женат. Многовато, как ты думаешь?

Олеся пожала плечами.

– А ты замужем?

– Да.

– И кто твой муж?

– Артём. Он повар. Вообще-то у нас свой ресторан. Тут, недалеко.

– Что-то ты произнесла слово «повар» без воодушевления! Тебе не нравится?

– Не знаю. Какое-то бабское занятие, мне кажется.

– Э-э, малышка! Ничего ты не понимаешь! Лучшие повара – мужчины.

– Вот и Артём так говорит.

– На чем он специализируется?

– Мясо, рыба. Да он все может.

– Самое мужское занятие: кровь, огонь и железо.

Лео чуть прищурился – он заметил, как Олеся вздрогнула при слове «кровь». Да-а, непростая ты штучка, малышка! Какие же тайны хранит эта рыжая головка?

– Быть хорошим поваром – целое искусство, – продолжил он. – Этот человек должен любить жизнь, понимать природу вещей, знать сочетания разных продуктов. Повар подобен композитору, который всего из семи нот создает сложнейшую симфонию. А у повара «нот» куда меньше – сколько мы различаем вкусов? Четыре или пять? Сладкий, соленый, горький, кислый…

– Ой, что вы! Их гораздо больше. Терпкий, жгучий, мятный… А, еще umami – это вкус глутамата натрия. Знаете, добавка такая к пище?

– Вот видишь, какая у повара богатая палитра! Больше семи получилось, да? А нот семь, и цветов основных семь, но их можно смешивать и получать новые оттенки. Ты подумай: повар способен поделиться тем, что чувствует, при помощи такого простого действа, как приготовление еды.

– Да, но музыка и живопись живут в веках, а все, что готовит повар, мгновенно съедают. Так жалко труда!

– Но остаются рецепты, правда? И слава!

– Нам далеко еще до славы. Всего год как ресторан купили. Артём, конечно, мечтает о звезде Мишлена…

– И правильно делает. О звездах непременно следует мечтать. А ты о чем мечтаешь?

– Я? – Олеся вдруг задумалась. – Не знаю…

– Не знаешь, чего хочешь от жизни?

– У меня всегда было плохо с хотением. Обычно я хотела того, чего нельзя. Что запрещали! Назло, поперек! Даже не знаю, были ли у меня собственные желания. Хотя… Да! Я хотела… выжить. Хотела быть с Артёмом. А, еще мечтала делать всякие стеклянные штучки. Артём купил мне оборудование, устроил мастерскую, но не пошло почему-то. Может, я ленивая?

– А что именно ты собиралась делать?

– Что-нибудь!

– Вот потому и не получилось. Нельзя делать «что-нибудь», понимаешь? Ты должна сначала создать образ предмета у себя в воображении. Пусть не слишком определенный, но образ. Ты рисуешь?

– Нет. Я рисовала… однажды. Много рисовала. Но это была психотерапия, а не искусство.

– Чем рисовала?

– Черными фломастерами. Страшные были рисунки. Я их уничтожила.

– Понятно. Послушай, у меня возникла идея. Не хочешь ли ты поехать со мной в Испанию? На неделю, на месяц – как сможешь. И на сколько меня хватит. В Валенсию! У меня там дом недалеко от Сагунто, это город в районе Кампо-де-Морведре. Сначала я, правда, отправлюсь в Париж – все-таки придется недельку поваляться в клинике. А ты могла бы присоединиться ко мне в Париже или прилететь прямо в Испанию, там я тебя встречу. Сменишь обстановку, развлечешься, рисунком позанимаемся. Потом я улечу в Лондон. В принципе, меня могли бы и в Испании похоронить, но я должен увидеться… с одним человеком. Это тяжело, но я должен. Так что буду набираться сил для Лондона и любоваться рыжей красоткой. Как тебе моя идея?

Олеся растерялась – такого она не ожидала:

– В Валенсию! На месяц?

– Хотя бы на неделю. Там очень хорошо.

– Мужу это совсем не понравится…

– А вы приезжайте вместе.

– Он не поедет. Работы много и вообще… Мы сейчас не в лучших отношениях.

– О! Ну, тогда тем более приезжай! Отдохнете друг от друга, разберетесь в своих чувствах. Если ты волнуешься о приличиях, то мы будем не одни – в доме есть прислуга, а еще приедет одна моя давняя подруга, которая тебе непременно понравится.

– Вы сказали, что позанимаетесь со мной рисунком – вы что, художник?

Лео расхохотался:

– Малышка, ты так и не знаешь, кто я? Я же сразу дал тебе визитку! А-а, в России я, наверное, неизвестен. Придешь домой, посмотри в Интернете. Да, я художник. Мне даже хочется тебя написать. Давно я не прикасался к кистям и краскам, очень давно…

– Меня написать?

– Да. Чему ты удивляешься? Разве не знаешь, что красива? Да одно то, что ты рыжая…

– А я всегда этого стеснялась.

– И напрасно. Рыжая – это высший класс. Квинтэссенция женского начала. Не помню, кто сказал, что только рыжая женщина пахнет настоящей женщиной.

Олеся ужасно покраснела и жалобно сказала:

– Вам нравится меня смущать, да?

– Ужасно! Прости уж старика. А кстати, сколько тебе лет, детка?

– Почти тридцать.

– Никогда бы не подумал! Решил – чуть больше двадцати.

– Ну, вообще-то я целых пять лет потеряла, так что…

– Потеряла? Ты что, была в коме?

– Вроде того. Да, что-то я никак не повзрослею.

– А может, это и хорошо, кто знает? Взрослым быть так скучно! Ну, хорошо, ты подумай насчет Испании – немного времени еще есть. Я завтра улетаю в Париж, так что сейчас нам придется распрощаться. Позвони, даже если не соберешься приехать, ладно? Не пропадай.

Лео уехал, а Олеся не находила себе места. Почему она так быстро привязалась к совершенно незнакомому человеку, которого и знала-то всего пять дней? Но ей не хватало Лео – его ласкового внимания, восхищения и нежности. И ужасно хотелось поехать в Испанию! Особенно после того, как прочла в Интернете все, что нашла о Леопольде Ставицком – о его таланте, о картинах, хранящихся во многих музеях мира, о его бурной молодости, многочисленных женах и любовницах. И о его болезни, первый приступ которой случился двенадцать лет назад. Еще тогда пресса дружно пыталась его похоронить, но Леопольд выкарабкался. Правда, совсем перестал писать.