Ульяна Соболева - Реквием

Она ничего не говорила, только мокрой щекой прислонилась к моей щеке. А я выравнивал дыхание и сам не понял, как здоровой рукой прижал ее к себе. Сквозь запах лекарств и спирта пробился ее аромат. Внутри возникло какое-то саднящее чувство дичайшей радости, даже в горле пересохло. Не ожидал, что искать будет. Скорее, мог бы ожидать, что деньги стащит и удерет.

— Елена Владимировна, я же просила вас подождать за дверью и Савелий Антипович тоже в дороге. Я сказала ему не ехать. Здесь микробы и инфекции, а он… Да и нельзя Максу сейчас столько посетителей.

Голос Фаины прорезал туман в голове. Сколько их там ввалилось в палату? Дарина мне всех заслоняла.

— Андрей. Почему ты не позвонил? Мы с Кариной извелись. Сутки ни слова.

Голоса сплетались друг с другом и сливались в общий шум. А я слышал только, как гулко бьется сердце девчонки, как она тихо всхлипывает, обхватив мою голову руками. Я не знал, как реагировать, меня застопорило. Я видел много слез: страха, боли, наслаждения, но никто не плакал только потому, что не мог меня найти, или думал, что я сдохну.

— Девочка. Ты с ума сошла? Ты кто такая? Так, давай отсюда. Жди в коридоре. Все выйдите. Бедлам тут устроили. Ему покой нужен. Столько крови потерял.

Я почувствовал, как мелкая вздрогнула, хотела отпрянуть, но я удержал.

— Пусть останется, — хрипло сказал, справившись с болью, приподнял Дарину, заставляя посмотреть на себя, и стиснул челюсти, когда увидел заплаканные глаза и синяки под ними. Какая тварь сообщила и сюда приволокла? Узнаю — башку сверну. Фимке же сказал присмотреть. Сукин сын где-то шлялся, видать.

— Не спала, да, сегодня?

Она кивнула и провела пальцами по моей щеке, потом посмотрела на повязки и ее зрачки расширились, дрогнул подбородок. И у меня внутри тоже что-то дернулось. Бл***ь, наверное, чья-то искренность обескураживает похлеще лжи и лицемерия.

— Царапины, мелкая. Заживет как на собаке. Почему дома не ждала? Как нашла?

— Я ждала. Сутки. Потом денег взяла у тебя в ящике… — замолчала, ожидая реакции после того, как призналась в том, что снова лазила в моей комнате, — и поехала по больницам. Искать. Я все верну.

Я усмехнулся уголком рта и сам не заметил, как вытер слезу с ее щеки большим пальцем. Очень гладкая кожа. Атласная. И ресницы мокрые и длинные. Вижу в светлых озерах собственное отражение — бледная кожа, щетина. А она совсем ребенок. Всплеск благодарности, такой непонятной мне. Наверное, в этом возрасте нормальное явление.

— Вернешь. Как-нибудь. Видишь вон того парня.

Я кивнул на Графа, который обнимал светловолосую женщину и девочку лет тринадцати и все же бросал взгляды в нашу сторону. На какие-то доли секунд я подумал о том, что он счастливчик. Обрел и женщину, и дочь, и сестру.

— Вижу, — тихо ответила Дарина, поправляя волосы за ухо.

— Это Андрей Воронов, мелкая. Твой брат. Тот самый, чью фотку твоя мать прятала.

Дарина вздрогнула, я даже физически почувствовал, как она напряглась. В палате воцарилась тишина.

— Ну что, малыш, присмотрись. Похож он на того пацана с фотографии?

Дарина тяжело дыша смотрела на Андрея, а я на них обоих по очереди.

— Похож, — едва шевеля бледными губами сказала она, — очень похож. И на маму похож. У нее глаза такие же… Карие. Большие, — судорожно вздохнула, — были.

Я встретился взглядом с Графом, который все еще пребывал в состоянии шока. Много информации. Слишком много за последние дни. Все тайное рано или поздно становится явным. Как бы Сава не прятал свои скелеты под землю. Никогда не стоит забывать, что в этой жизни всегда найдется тот, кто их найдет и откопает.

Я повернулся к Фаине, которая деловито закрутила колесико на капельнице и что-то записала в свой блокнот. Потрясла на свету склянкой с лекарством.

— Андрей, с тебя достаточно. Теперь бы шоколада, витаминов и ты в форме. Можешь уезжать.

Повернулась ко мне:

— А вы, Максим…

— Просто Макс, — оборвал ее я, — и на "ты". Ненавижу эту официальность, особенно после того, как копалась во мне пальцами и штопала. Притом далеко не в первый раз.

— Хорошо, Макс. А ты сдашь снова анализы, если гемоглобин поднимется до нужной цифры — получишь другой антибиотик. Раны должны зажить быстро. Кости, нервные сплетения и сосуды не задеты.

— То есть я все еще везучий сукин сын? — я усмехнулся ей, но ее глаза остались серьезными.

— На твоем теле отметин больше, чем пятен на шкуре леопарда. Так что не говори мне тут о везении. На ноги встанешь через неделю. Зачастили вы все ко мне.

Она нахмурилась и сунула блокнот в карман.

— Чтоб через десять минут здесь никого не было. У нас тихий час и потом обед. Устроили в палате балаган.

Я откинулся на подушки, глядя, как Дарина смотрит на Андрея, а тот на нее, прижимая к себе Карину и Лену.

— Ну что, Граф, присмотришь за птичкой? Меня неделю дома не будет. Упорхнет куда-нибудь.

— Присмотрю, — ответил Андрей и перевел взгляд на Лену. Та едва заметно кивнула, а я подумал о том, что у каждого есть свои слабости. Фатальные. Те самые, из-за которых все нахрен рушится и теряет значение, меняются приоритеты. Мне нравилась эта женщина возле него. Бывают такие, излучающие посреди окружающего дерьма какой-то собственный свет, как не от мира сего. Не то чтобы она была какая-то правильная. Я-то выучил ее биографию на отлично. Просто рядом с ним она светилась. Пожалуй, я готов поверить, что здесь именно чувства, а не выгода и попытка влезть в семейку Вороновых. А, впрочем, мне нет до этого дела. Оклемаюсь — пораздаю долги и можно сваливать отсюда. Моя миссия окончена и наши дороги явно расходятся. За птичкой Воронов присмотрит в тысячу раз лучше, чем я. Да, Зверь, у тебя таких слабостей нет и не будет. У таких как ты есть только враги, личные счеты и игры со смертью.

Они уехали спустя минут двадцать, еще долго обсуждали что-то в коридоре. Я слышал голос Дарины. Знакомятся. Что ж, хоть у кого-то здесь сбываются мечты, а не только кошмары. Ворон так и не пришел. Ну и хер с ним. Я бы все равно его послал ко всем чертям. В папочку и сына мы играть с ним точно никогда не будем.

Потому что он мне не отец, а я никогда не был и не стану ему сыном. Так, биология-физиология.

Я уснул под действием препаратов, которые мне вкололи после очередного визита Фаины. Она не особо меня жаловала и, кажется, испытывала эстетическое удовольствие, отправляя меня в нокаут и давая почувствовать себя слабым и никчемным мешком дерьма. Проснулся я ближе к утру.

Словно почувствовал чужое присутствие, повернул голову и замер — в кресле клубочком свернулась мелкая, укрывшись моей курткой. Упрямая. Вернулась. Словно почувствовала мой взгляд. Приподняла голову, глядя на меня из-под растрепанных темно-каштановых волос.