Елена Озерова - Мой любимый враг

— Ну как? — обернувшись, спросила Николь.

Ее лицо вдруг показалось Ларисе лицом леди Макбет. Впалые щеки, сжатые губы, лихорадочно блестящие глаза… На секунду Ларисе стало страшно. «Ведьма, настоящая ведьма! — пронеслось у нее в голове. Но она постаралась взять себя в руки. Наверное, и я сейчас выгляжу не лучше.

— Ну как? — повторила Николь, возбужденно и как будто угрожающе. — Тебе нравится здесь?

— Страшновато, — поежилась Лариса.

— Показать тебе еще кое-что?

Николь взяла в одну руку свечу, зашла за алтарь и стала нажимать на различные участки стены. Лариса, как завороженная, подошла ближе, не отрывая глаз от ее длинных холеных пальцев.

— Вот черт, никак не вспомню, где это! — тихонько пробормотала Николь, прощупывая камни.

Очевидно, отчаявшись найти это «что-то» наощупь, она поднесла свечу к самой стене и стала водить ею туда-сюда, пристально вглядываясь. Неясный свет свечи выхватывал из сумрака то один серый камень, то другой.

— А что ты хочешь там увидеть? — негромко спросила Лариса. — Может быть, тебе помочь?

Николь повернулась к сводной сестре и с улыбкой сказала:

— В этой часовне есть потайная каморка для священника… Тайник, где бы он мог прятаться при появлении гугенотов. Ведь в часовне не только собирались предводители заговорщиков, она еще использовалась и по прямому назначению. А Сент-Эгнен всегда был оплотом гугенотов. В те горячие времена жизнь католического священника для них ничего не стоила. Могли ворваться во время мессы и… Смотри, вот, вот!

Ее длинные тонкие пальцы нащупали еле заметный выступ. Николь нажала на какой-то камень — и Лариса чуть не ахнула от изумления: часть стены отошла назад, превратившись в узкую дверь.

Любопытство пересилило страх. Забыв опасения, Лариса подошла вплотную к Николь и, вытянув шею, стала вглядываться в темный проем. Николь обернулась. Ее глаза горели от возбуждения. Она лихорадочно облизнула кончиком языка губы и сказала:

— Пойдем дальше?

Лариса кивнула. Возбуждение Николь передалось и ей.

Николь слегка посторонилась, пропуская Ларису вперед. Она сделала маленький шажок и остановилась. Впереди была кромешная темнота.

— Осторожно, там должны быть ступеньки! — Николь подняла выше свечу, зажатую в руке, и Лариса действительно увидела перед собой каменные ступени, ведущие вниз. Она осторожно спустилась на одну, потом еще на одну. На нее пахнуло затхлостью давно закупоренного помещения.

— Иди, иди, я за тобой, — подбодрила Николь.

Лариса сделала еще пару осторожных шагов. Ступеньки кончились, и дальше начинались ровные холодные плиты пола. Свет от свечи не мог осветить все помещение, и казалось, что в темных углах притаилось что-то страшное…

— Ну, как тебе? — спросила Николь.

Она стояла на верхней ступеньке, сразу за дверью.

— Не хотела бы я быть священником, который здесь прятался, — поежилась Лариса.

Она сделала еще шаг вдоль стены и остановилась, не решаясь двигаться дальше.

— А знаешь, — вдруг сказала Николь, — Эта часовня могла быть не только убежищем, но и тюрьмой, и даже… Даже местом казни.

Свеча в руке Николь освещала ее лицо снизу, и Ларисе стало совсем не по себе: перед ней было не хорошо знакомое лицо сводной сестры, а жуткая нечеловеческая маска. «Глупости, — постаралась она прогнать видение. — Это просто световой эффект. Мы еще в детстве во дворе так друг друга пугали, поднося в темноте к подбородку включенный фонарик». Однако Лариса невольно сделала пару шагов к выходу.

Николь подняла свечу выше, освещая стены:

— Посмотри, — вон там есть место, где по камню стекают капли воды.

Николь повелительно указала куда-то за Ларисину спину, в угол. Лариса, словно под гипнозом, повинуясь ее жесту, послушно шагнула к дальней стене.

Мгновение — Николь стремительно отступила на несколько шагов назад и дверь в стене закрылась. Темнота обступила Ларису со всех сторон.

— Николь! — не помня себя от ужаса, крикнула Лариса.

Ответа не было.

— Николь, открой дверь!

Путаясь и спотыкаясь, Лариса кинулась назад к двери и заколотила кулаками по ставшей глухой стене. Но серый камень поглощал все звуки.

Тьма и могильный холод окружили Ларису со всех сторон. Стояла зловещая, гнетущая тишина. Ларису охватила паника. Она билась в стену, как пойманная бабочка бьется о стекло банки, не понимая, что ей его не разбить. Она не осознавала, что делает, просто подчинялась звериному инстинкту — спастись, вырваться, выжить. Так продолжалось долго, долго, пока Лариса совсем не обессилела.

От страха Лариса не знала, что делать. До нее донеслись чьи-то рыдания, и она отпрянула в ужасе, не сразу узнав собственный голос. Внезапно накатила необъяснимая вялость, изнеможение. В этой сырой, темной каморке долго не протянуть. Лариса начала снова ощупывать дверь в поисках хоть какой-нибудь щелочки, но только поломала ногти и в кровь ободрала руки.

Глаза постепенно привыкали к темноте. Лариса попыталась оглядеться. Глухой каменный мешок — три метра в ширину, пять-шесть в длину. Она медленно прошлась вдоль стен, ведя по камням рукой. В одном из углов камни были мокрыми — откуда-то по капле сочилась вода. Вероятно, это тот самый источник, из которого пила несчастная графиня… Что же, теперь, через столько сотен лет, Ларисе придется разделить ее судьбу? За что?

В голове роились мысли — одна другой страшнее. Она была наивной дурочкой и попалась в ловушку. Совершенно добровольно она сделала все так, как нужно было Николь. Но почему Николь так хотела от нее избавиться? Что Лариса ей сделала?

Очевидно, на какое-то время она потеряла сознание, а придя в себя, услышала чей-то бессвязный бред. Не сразу до Ларисы дошло, что это говорит она сама, говорит сама с собой.

Сознание вернулось к ней не полностью. Она была в том странном состоянии полупомешательства, граничащего с ясновидением, когда окружающая обстановка теряет реальность.

Жерар мерял шагами свой кабинет, от окна к письменному столу и обратно. Люк из глубокого кресла хмуро наблюдал за отцом.

Лариса уже почти час спала в своей комнате, после пережитого потрясения ей дали снотворное. Жанна сидела у Ларисиной кровати, и никакая сила в мире не заставила бы ее отойти от дочери. Николь тоже была в своей комнате: ее заперли до приезда врача. Жерар уже позвонил в частную клинику, владелец этой клиники был ему хорошо знаком и согласился действовать приватно, без всякой огласки. Сейчас за Николь приедут и отвезут туда.

Отец и сын молчали — слишком страшным было случившееся, чтобы облекать его в слова. Потом Люк поднялся и направился к выходу. У двери обернулся и сказал тоном полувопроса-полуутверждения: