Елена Озерова - Мой любимый враг

— Это наши записи с предыдущего занятия, — пояснила Марина Львовна в ответ на недоумевающий взгляд Андрея. — Слушайте, слушайте.

Голос Владика продолжал читать: «…если тот, кого я люблю, покидает меня, надеясь стать счастливее с другим или сознавая, что я мешаю ему развиваться самостоятельно, а я ему в этом препятствую, то главное мое переживание — не любовь к другому, а жалость к самому себе…» Ну и что?

Ернические нотки в голосе Владика тут же погасил доброжелательный и мягкий голос Марины Львовны:

— Ты с этим не согласен?

— Нет, почему же… — Владик запнулся и замолчал.

После небольшой паузы снова послышался его голос:

— Значит, получается, что я хотел… Что я сделал то, что сделал, только из жалости к себе же?

— Вот видишь, ты сам пришел к такому выводу. Но в этом нет ничего необычного или парадоксального. Если как следует разобраться, жалость к себе — самый распространенный мотив самоубийства. Даже если до этого последнего шага не доходит, все равно саможалость ничего не меняет — ты только лишаешь себя сил, попусту тратишь время и здоровье. Кроме того, она деструктивна, саможалостью ты умаляешь себя, перестаешь ценить себя как личность, перестаешь любить себя и в результате впадаешь в тяжелейшую депрессию.

Некоторое время длилась пауза, потом Марина Львовна негромко заметила:

— Древние греки говорили: «Боги дали людям счастливую жизнь, но люди об этом не знают…»

— Вы презираете меня за мой поступок? — В голосе Владика опять появилось ерничество, маскировавшее скрытое напряжение.

— Конечно, нет, — очевидно, Марина Львовна улыбнулась. — Что было, то было, и все со всяким может случиться. Но…

— Что?

— Ты, конечно, не в силах изменить прошлое. Как мы уже договорились, что было, то было. Но будущее целиком принадлежит тебе. В будущем еще все возможно, поэтому нечего расходовать силы на саможалость. Только ты сам устраиваешь свою судьбу, и ты можешь ее изменить, сделать такой, какой хочешь.

— А если обстоятельства зависят не от меня, а от другого человека? — сдавленно сказал Владик. — Что делать, если я люблю, а она нет?

«Ага, — подумал про себя Андрей, — значит, дело все-таки в какой-то девочке. И непохоже, что это Алла». Но вслух он ничего не сказал.

— Надо научиться говорить себе «нет», — Марина Львовна не поучала, а просто объясняла. — Говорить «нет» собственным желаниям, когда они сбивают нас на путь, ведущий в никуда. Говорить «нет» означает в действительности говорить «да» собственной идентичности. «Нет» на одном уровне превращается в «да» на другом, понимаешь?

— Честно говоря, не очень.

— А ведь на самом деле все просто. Надо найти в себе мужество осознать и принять истину, найти в себе мужество что-то предпринять и чем-то поступиться. Сейчас тебе нужно мужество, чтобы расстаться. Возможно, в будущем возникнет ситуация, когда потребуется мужество, чтобы связать себя с другим. В молодости люди легко сходятся, с годами впустить в свою жизнь нового человека становится все сложнее.

— А если я не могу с ней расстаться? А если я ее люблю?

Марина Львовна все так же мягко сказала:

— Если не можешь расстаться, то это не любовь, дорогой мой, это страсть.

— Хорошо, пусть страсть. Какая разница?

Кажется, Марина Львовна усмехнулась:

— Огромная. Любовь созидает личность, страсть ее разрушает. Страсть, кстати, не только кажущееся непреодолимым влечение к другому человеку, страсть — любой процесс, при котором мы теряем власть над собой. Всякий раз, когда мы полагаем, будто что-то внешнее определяет нашу жизнь, что мы не имеем выбора, что мы неизлечимы, — мы ведем себя как одержимые страстью. В действительности же у нас всегда есть выбор, и никто и ничто не может лишить нас права выбора или хотя бы просто ограничить его. Всякий раз, когда мы делаем что-то такое, что ведет к подавлению и самоотречению, мы следуем по пути страсти, все более утрачивая контакт с самим собой. В конце концов, в результате этого мы теряем способность быть близкими с другими людьми. Однажды это не получается у нас с теми, кого мы особенно любим, кто нам ближе всего. Да и как мы можем иметь контакт с другими, если потеряли контакт с собой!

Голос Марины Львовны действовал странно успокаивающе. Не хотелось ни спорить, ни сопротивляться, ни придумывать аргументы. Как-то сразу верилось, что она знает, что говорит, и все, что она говорит, — истинная правда.

— Конечно, — продолжала Марина Львовна, — мы очень скоро замечаем, что здесь что-то не так, но наше трансформированное мышление подталкивает к мысли, что от нас уже ничего не зависит. Мы полагаемся на другого, ждем, чтобы он протянул нам руку помощи… А если впоследствии из этого ничего не получается, то вина за неудачу возлагается на него. Страсть создает у нас ложное представление, будто мы не несем никакой ответственности за свое несчастье. И чем дольше мы ждем того, чтобы другой, наконец, что-то для нас сделал, спас нас, тем хуже обстоит дело со страстью.

— В общем, спасение утопающих — дело рук самих утопающих, — усмехнулся Владик.

— Не совсем так. Образно говоря, я сейчас протягиваю тебе руку, а уж хвататься за нее или нет — твое дело.

— А потом?

— Плыть за тебя никто не будет. Шевели руками и ногами, и благополучно достигнешь берега.

— Но руку вы мне все же протянули! Значит, сам я бы не справился и потонул.

— Я хочу, чтобы в другой раз тебе не понадобилась рука спасателя, чтобы ты сам знал, как выйти из любого кризиса. Ведь то, что ты пережил, — настоящий кризис, кризис отношений. Переживая его, человек испытывает глубокие страдания и душевную боль. Он чувствует себя в положении брошенного на произвол судьбы, ему кажется — все ополчились против него. Если кризис не преодолевается, стресс, постоянная тревога ведут к болезни, вплоть до полного краха.

— Сами же говорите — до полного краха!

— Влад, мы же с тобой это уже обсуждали. Ты любишь Высоцкого?

— Не очень.

— Ну да, это скорее кумир нашего поколения. Но у него очень хорошие песни. И в одной из них, кстати, военной, есть такие слова: «И все же конец мой — еще не конец, конец — это чье-то начало». Прежде чем наступит утро, должна кончиться ночь. Так и в ситуации глубокого кризиса: ты понимаешь, что дальше так продолжаться не может, вся абсурдность твоего положения тебе очевидна. Это — переломный момент. Тут важно понять: личный кризис — на самом деле данный судьбой великолепный шанс изменить все к лучшему. Шанс всегда дается лишь на переломе, когда меняется — уходит или приходит — что-то действительно существенное…

На этом месте Марина Львовна прервала запись.

— Ну вот, я хотела, прежде чем мы начнем разговаривать, дать вам послушать эту запись. Кофе, кажется, готов? Сидите, сидите, я сейчас налью нам по чашечке. Вам с сахаром или без?