Бриттани Ш Черри - Безмолвные воды

Папа, тем не менее, остался таким же бесхитростным и любящим, как всегда, если не больше. Я была благодарна ему за это. В нем заключалась моя стабильность. Он никогда не смотрел на меня как на неполноценную. В его глазах я была прежней.

Шерил, напротив, ненавидела меня. Возможно, это слишком сильно сказано, но другого слова на ум не приходит. Хотя у нее было немало веских причин не любить меня. Она росла, но из-за моих проблем оказалась где-то на втором плане. Отмененные семейные путешествия; шоу талантов, которые вынужденно пропускались из-за сеансов моей терапии; деньги, которые родители не давали ей, потому что тратили их на меня. Вдобавок мама, которой тяжело было видеть меня, переключила все внимание в этом отношении на Шерил, ругая ее за малейшую провинность и придираясь к каждой мелочи. Не удивительно, что в подростковом возрасте Шерил начала бунтовать. И Джордан был пиком этого бунта, ее самая большая ошибка.

Под музыку Келвина я снова заснула, но около трех часов ночи проснулась опять, услышав, как Шерил потихоньку вернулась. Иногда я слышала, как она плачет, но не могла выяснить причины, потому что Шерил не любила, когда я вмешивалась.

***

– Ты поторопишься наконец?! – крикнул Келвин на следующее утро, стоя в коридоре и барабаня в дверь ванной. Со стоящими торчком волосами, в мятых пижамных штанах – одна штанина задрана, другая волочится по полу – и переброшенным через плечо полотенцем, он снова постучал в дверь. – Шерил! Хорош уже! Я опаздываю. С минуты на минуту здесь будет Брукс. Выметайся быстро! Твоему лицу не поможет никакая тушь.

Она распахнула дверь и закатила глаза.

– А с твоим запахом не справится и цистерна воды.

– О, прекрасно. Интересно, а что подумает мама, узнав, что ты вчера вечером смылась из дома.

Шерил прищурилась и оттолкнула его.

– Во всем гребаном мире ты бесишь меня больше всех.

– Я тоже тебя люблю, сестренка.

Она показала ему средний палец.

– Я использовала всю горячую воду, – заявила она и, топая в свою комнату мимо моей открытой двери, посмотрела на меня. – Чего уставилась, уродина? – после чего ушла к себе, громко хлопнув дверью.

Келвин посмотрел на меня и тихо заржал.

– Она словно ласковый утренний лучик. Доброе утро, Мэгги.

Я махнула ему рукой.

Мой распорядок дня был довольно простым. Я просыпалась, читала одну из своих любимых книг, чистила зубы, причесывалась и шла в столовую готовиться к занятиям. Больше всего я любила ту часть дня, когда к нам заезжал Брукс. Он каждый день подвозил Келвина в школу и наблюдал, как Шерил постоянно занимает ванную, из-за чего тот не успевал собраться вовремя и всегда опаздывал.

Брукс из тех людей, в которых влюбляешься сразу. Даже при своих хипстерских замашках, он был одним из самых популярных парней в школе. В этом не было ничего удивительного – такой уж он человек. Люди попадали под власть его обаяния, и поэтому недостатка в девушках он не испытывал. На данный момент счастье улыбнулось Лэйси Палмер, но на ее место метил целый список претенденток, терпеливо ожидающих своей очереди. И в этом тоже не было ничего удивительного, потому что Брукс был не только обаятельным, но и красивым. У него была чудесного оттенка смуглая кожа, мускулистые руки и волнистые, очаровательно взъерошенные волосы. И еще восхитительная улыбка. Он всегда улыбался левым уголком рта, а смеялся правым. Одевался Брукс в футболки с названиями любимых групп, которые покупал, катаясь на концерты вместе с Келвином и еще двумя друзьями – Оливером и Оуэном. На нем всегда были неизменно драные джинсы, поддерживаемые кожаным ремнем, украшенным значками со строчками песен его любимых исполнителей. В переднем кармане всегда лежало несколько гитарных медиаторов, которые он в течение дня периодически вертел в руках. А белые кеды постоянно были развязаны и разрисованы маркерами. А еще у него была привычка носить разные носки. Если он когда-то появлялся в одинаковых – значит, одевался в темноте.

– Как ты сегодня, Магнит? – спросил он меня.

Я кивнула. Брукс задавал мне этот вопрос каждый день, когда бы ни пришел. После того давнего инцидента он пообещал заботиться обо мне и держал свое обещание. В последнее время он начал называть меня Магнит – сказал, что его притягивает наша дружба.

– Это дружба, как магнит, притягивает нас друг к другу, Мэгги Мэй. Ты мой магнит.

Естественно, прозвище появилось не просто так, а в одну из ночных вечеринок, где они с моим братцем напились, а потом приволоклись ко мне и заблевали весь пол. Но прозвище закрепилось.

– Можно мне войти? – спросил он. Как ни странно, он всегда спрашивал разрешения. И всегда получал положительный ответ.

Брукс буквально запрыгнул в мою комнату – даже в семь утра он был энергичным, как заяц из рекламы батареек.

– У меня есть кое-что, и я хочу, чтобы ты это услышала, – сказал он и вытащил из заднего кармана свой iPod. Мы вдвоем разлеглись на моей кровати, свесив на пол ноги. Он вложил один наушник мне в ухо, а второй вставил себе и нажал кнопку воспроизведения.

Музыка была легкой и воздушной, но всю песню пронизывали уверенные звуки басов. Они дарили ощущение романтичной беззаботности.

– Это Twin Sisters – «Мы все изменим», – сказал он, отбивая пальцем по матрасу ритм. Брукс был моим живым музыкальным автоматом. Он запретил мне слушать музыку по радио, потому что там звучит куча голливудской разжижающей мозг ерунды. Поэтому каждый день – утром и вечером – он давал мне слушать то, что считал золотым музыкальным фондом.

Мы лежали на моей кровати, глядя в потолок и слушая музыку, пока в комнату не ворвался Келвин – с мокрыми волосами и зажатым в зубах кексом.

– Я готов! – крикнул он, роняя крошки мне на ковер. Мы с Бруксом сели, и он смотал наушники вокруг плеера.

– Ладно, Магнит, после школы я вернусь и принесу для тебя кое-что еще из стоящей музыки, – сказал он, улыбаясь мне. – И помни, говори «нет» всем наркотикам, кроме хороших, и учись, пока не надоест.

Он как всегда в своем репертуаре.

Я бросила взгляд на тикающие настенные часы и вздохнула.

Только одиннадцать часов. Другими словами, слишком много часов до того, как ко мне вернется музыка.

Глава 8

Мэгги

Каждый день в пять вечера я по часу принимала ванну. Сорок пять минут лежала с книгой в руке и читала. Потом откладывала ее и мылась – закрывала глаза и сморщенными, как изюм, пальцами водила куском лавандового мыла вверх и вниз по рукам. Мне нравился запах лаванды почти так же сильно, как аромат гардений. Гардении я любила больше всего. Каждую среду отец ходил на рынок и покупал для меня свежий букет цветов, чтобы поставить его на подоконнике спальни. Впервые купив гардении, он сразу понял, что это мои любимые цветы – может, по моим губам, изогнувшимся в улыбке; может, по тому, сколько раз я кивнула, вдыхая их аромат; а может, просто потому, что смог прочитать мое молчание. Отец знал обо мне все, читая мимику и подмечая каждый малейший жест. Он знал даже то, что, когда обжигающе горячая вода остывала, я погружалась в нее с головой и на пять минут задерживала дыхание.