Даша Полукарова - Ниоткуда с любовью

Он нервничал. Нервное нетерпение появилось во всех его движениях, даже во всех его мыслях. Он не мог понять, что с ним происходит.

— Это точно, — Родион рассеянно вскинул брови. Он был каким-то уставшим, под темными глазами залегли тени, загорелое лицо отливало землисто-серым.

— Могу я тебя спросить? — повинуясь какому-то внезапному импульсу, проговорил Красовский. Уж слишком он надеялся получить ответы на какие-то свои, внутренние вопросы. — У тебя с Полиной… это серьезно?

Он думал, что Родион смутится и покраснеет. Или выдаст какую-то грубость, чтобы скрыть свои истинные чувства. Но тот вдруг чему-то усмехнулся и спросил:

— А у тебя с Машей?

Конечно, он помнил все их с Машкой разговоры, но никогда — даже когда они разговаривали об этом в первый раз — он не сопоставлял образ Полиного крестного, которого он помнил по жуткой своей ревности к нему (Полина всегда рассказывала о нем взахлеб) и мужчины, в которого влюбилась его подруга.

Выражение лица Красовского не выдало его эмоций, но эмоции на самом деле были. Внутри у Олега все перевернулось.

— Маша ушла от меня.

— Что?

Красовский мельком взглянул на Раскова, который удивленно хмурился.

— Когда ты в последний раз разговаривал с ней?

— В… начале июня. Начались съемки, я попадал домой крайне редко на пару дней и даже как-то не успевал… Но я даже подумать не мог, что она ушла…

— Она ушла от меня в июне. Сбежала. Ни ее мама, ни Женька ее не видели. Я не знаю, где она, куда поехала.

— Это… как-то не похоже на нее, — медленно произнес Родион.

— Ну, она же сбегала в поисках отца, — бесцветно произнес Олег.

— Но не так. Она бы никогда не сбежала… так надолго.

Красовский резко вскинул голову.

— Вот и я… о том же. — Он получил подтверждение своим собственным сжигающим изнутри мыслям. Он знал, что Маша не смогла бы исчезнуть и потом хоть как-то не напомнить о себе, хотя бы кому-то из своего окружения.

— Я не знаю, что делать. Я написал заявление в полиции. Но мне кажется… — голос его сорвался. — Мне кажется, они не найдут ее.

Родион посмотрел на Олега. Красовский всегда был собранным и сдержанным. Теперь в его лице появилось что-то новое. Какое-то новое выражение. Расков понял, что он действительно боится за Машу. Этот страх передался и ему, и беспокойство заполнило собой все.

На ум ему пришли соображения, но он не стал делиться ими с Красовским. Тот вполне мог наломать дров. Нет, надо добраться до дома и поговорить с Полиной.

* * *

Объятья заставляют нас почувствовать плотность друг друга. Лучше чем слова и жесты, это уверяет нас в общей неделимости.

Каждый раз, когда Родион обнимал Полину, у них был шанс почувствовать, что, как бы надолго они не расставались, одно крепкое объятие обнуляет все потерянные друг без друга дни и ночи.

…Родион сидел на Полининой кухне, привычно рассказывая ей обо всем, вперемешку сыпал впечатлениями, пародировал продюсера, фифу-актрису, жаждавшую перенести их с Расковым киношный роман в реальную жизнь, язвительные реплики режиссера, журналистов, смотревших на него, как на мясо, и не мог отделаться от мысли, что рассказывает не так, смазывает ощущения, теряет половину важной информации и выглядит в глазах Полины этаким киношным франтом, который хвастается успехом. Хвастаться он не хотел. Он хотел скрыть свое мрачное настроение, навеянное сообщением об исчезновении Маши, хотел скорее перейти к этой теме, но Полька вела себя ужасно, почти не слушала, отводила взгляд и вообще, ничем не хотела показать, что слушает его.

Полина заваривала чай с мятой и чувствовала, как теряет его. Конечно, все выглядит так, как будто его жутко раздражает эта жизнь, которую он надевал на себя, как зимнее пальто с наступлением холодов. Но ему было ох как непросто сбросить с себя это пальто — оно было теплое, вдобавок, у него никогда такого не было.

Силы еще оставались, но могли закончиться в любой момент.

Полина знала, что силы однажды все же закончатся, эта новая жизнь переманит его окончательно, когда у него уже не останется желания бороться. И она ничего не сможет с этим сделать.

Однажды и она станет не нужна.

Положив голову на руки, она закапывалась в своих мыслях, понимая, что это конец. Остановка. Все замерло вокруг нее, давая понять, что пора переходить на другую сторону. Ей нужна была определенная цель, независимая ни от кого. Ей нужна была подпорка, направление, каким когда-то был журфак, а еще до того — Затерянная Бухта. Ей нужна была цель.

Устав наблюдать за ее молчаливыми муками, Родион протянул руки через стол и решительно взял ее ладони в свои.

- Полька.

Она вздрогнула и посмотрела на него.

- О чем ты думаешь, Полли? — О чем мечтаешь? Кто занимает твои мысли и почему не я — ведь если бы это был я, ты бы разговаривала со мной, тормошила, приставала с вопросами, смеялась над моими жалкими пародиями, язвила, Господин Великий Актер пришел бы вместе с тобой в твой дом. Сейчас ты молчишь, и пока даже представить не можешь, что я хочу сказать тебе.

— Все это очень интересно, — запоздало признала она, кривя губы.

— Интересно? Да… безумно. По тебе это видно.

— Что-то не так? — Полина выпрямилась, вскинула брови.

— Да нет… просто ты не со мной. И что-то скрываешь.

— Как и ты, — усмехнулась она.

— Ничего я не скрываю. Я и так рассказываю весь вечер то, что тебя совершенно не занимает, — его раздражала его позиция, при которой он должен был оправдываться, и пока она не успела сказать что-то еще, произнес: — Меня пригласили в один проект.

— Что за проект? — бесцветно поинтересовалась Полина.

- Сериал.

- Ну конечно.

Сказано это было с ощутимым сарказмом. Родион встал, дернув стулом. Хватило бы и меньшего, чтобы вывести его из себя, а у Полины всегда получалось это мастерски.

Он не спал почти всю ночь, забыться удалось только под утро. Под грустный стук колес по рельсам он все думал, как и что скажет ей, как услышит ее чрезмерно разумные слова, которые помогут ему принять решение. Слишком много ответственности лежало на нем, помощь Штроца, отказав которому, он легко мог перейти в разряд неблагодарных…

Зацепки, связи, от которых нельзя было отказываться, если не хочешь потерять свое положение «талантливого везунчика», он начинал путаться в том, что было ему действительно нужно, а что заменяло собой настоящее.

- Ты поразительна, — отгоняя восставшие мысли, признал он и открыв форточку, сел на подоконник, — всегда готова дать пинка в трудную минуту, если элементарно не удовлетворяют твоим требованиям.

- Что?

- Я не шучу. Но меня уже порядком достало, что все должно быть только так, как ты хочешь. Если у человека другое мнение, или планы, или мысли, или свои, представь себе, проблемы, он переходит в категорию неугодных и окатывается волной презрения.