Даша Полукарова - Ниоткуда с любовью

Что-то изменилось… Что-то изменилось, — крутилось у Полины в голове.

Что и как могло измениться в ней «до корней, до сердцевины», если сама она не приложила к этому ни малейшего усилия, не ждала этого, не понимала вообще, что происходит и действительно ли все это происходит на самом деле или она бесконечно долго смотрит этот безумный сон?!..

Однажды он сказал ей, что они не смогут быть друзьями, и она была согласна. Слишком велик был груз воспоминаний, общих, от которых хотелось избавиться. Быть может, не прошло еще достаточно времени, чтобы забыть все, и посмотреть друг на друга спокойно, без чувств и эмоций, но вот только… есть вероятность (и с каждым днем она возрастает), что в этом случае забыть не получится. Боль не уходит со временем, она лишь притупляется, но болит по-прежнему, когда давят на искалеченное место. И все их контакты сейчас, все их искореженное единство побито молью. Если бы можно было лишиться памяти, забыть без мучительного чувства вспомнить, без возможности и желания пролистать назад!..

Тогда много лет назад они были лишь привязаны друг к другу, и просто не подозревали, насколько сильна эта связь. Они не знали громких слов, не умели говорить про любовь и никогда не называли вещи своими именами. Почему часто говорят, что первая любовь — самая сильная, первое чувство — это первое яркое и незыблемое воспоминание для каждого человека? Это точка отсчета, пережить который должен любой. Кто знает, быть может, вкупе со всем остальным, самым непереносимым для них оказалась именно эта неслучившаяся любовь. Слишком рано и слишком жестко все оборвалось — раньше, чем они сумели принять это в себе. Поэтому сейчас сложно все начинать сначала, с простого понимания и доверия, за которым должна последовать дружба.

У них не вышло ненавидеть и презирать друг друга, не вышло любить, не вышло пережить общее горе, они даже дружбу втроем не выдержали… Сейчас, стоя посреди городского парка, Полина Орешина вспоминала девочку Машу, так понравившуюся им обоим девочку Машу, которая в самые худшие дни полу-ненависти и полу-презрения была их связующим звеном. Ее ненавидели в Бухте, ненавидели и терпели, как терпят случайно оказавшегося в их компании человека, как терпят того, кто явно находится не на своем месте, как терпят белую ворону. Как терпят барышню, решившую стать крестьянкой, но не скрывшую своего происхождения и манер.

Маша была именно такой. Ее семья переехала в Портовый Городок, и ему она принадлежала автоматически, она никогда не мечтала здесь жить, ее не увлекала ночная развеселая жизнь, она желала вернуться назад, и это чувствовалось. Это особенно остро чувствовалось интервентами Родионом и Полиной, потому что именно они всю жизнь мечтали погрузиться в эту безумно интересную жизнь, полную приключений — как всякий человек, который видел этот мир лишь в узкую щелочку, а потом, зацепившись за края, смог перелезть внутрь и даже найти подземный ход из одного мира в другой.

Но, разобравшись в сути вещей, они поняли, что тоже не хотели бы там жить. Поэтому они втроем были на одной стороне.

…Это триединство оборвалось, когда случился весь тот нахлынувший ужас, и Полина поклялась больше не возвращаться в Бухту. Они еще общались с Машей какое-то время — уже вдвоем, не втроем, но очень быстро все сошло на «нет».

Маша не сильно изменилась. Полина видела ее не так давно, и это было сродни возвращению в детство. Но, впрочем, большую часть мыслей госпожи Орешиной занимала не Маша Сурмина, а ее непутевый ни друг, ни враг, а так Родион Расков.

И эти мысли не несли в себе никакой определенности, не приносили облегчения и не помогали укладывать суматоху в голове. Кто знает, он так хотел сбежать из города и от ее присутствия в своей жизни, что вполне мог и не позвонить ей больше по возвращению домой. Это будет очень на него похоже. К тому же, он скоро станет великим, зазнается окончательно и все, поминай, как звали.

…А впрочем, один июньским утром он объявился на ее пороге сам. Как будто и не было их последних разговоров, скрывающих больше, чем говорящих. И будто бы он вернулся совсем другим, просто Полина спросонья не захотела этого замечать. Но он позвонил в дверь, нетерпеливо шагнул внутрь, когда завернутая в плед Орешина посторонилась, чтобы пропустить его, и огляделся, словно желая увидеть перемены, которых не было.

- Я все выяснил, — сходу начал он.

- Поразительно, — отметила Полина, мечтая лишь завалиться на кровать и снова уснуть — полночи она учила билеты, и разговаривать сейчас у нее не было никакого желания. Даже с Родионом.

- Ну уж нет! — Родион предугадал ее желание и, едва прикрыв кровать покрывалом, уселся сверху. — Послушай хотя бы, что я выяснил.

- Ага, — согласилась Полька, падая на диван за неимением лучшего.

- Блин, Орешина! — разозлился он.

— Ну что? Что такого важного ты мог выяснить? — распахивая сердитые голубые глаза, вопросила Полина. Смотрела она него лежа щекой на диване, и оттого все ее слова и сердитость приобрели комический вид. Родион сдерживался, чтобы не засмеяться и не усугубить свое и без того шаткое положение, и не стал отвечать, и Полинины глаза с наслаждением закрылись.

- Я узнал, что это Штроц подложил тебе письмо от Нины в карман.

- Что?! — Полина подскочила на месте, вмиг приняв сидячее положение. — Что сделал Штроц?

Ответ ей был не нужен, да Родион и не стал повторяться. Он лишь наблюдал, как лицо ее приобретает обеспокоенное выражение, как она встает и, протаскивая за собой по полу плед, шагает из угла в угол, а потом снова падает обратно на диван.

— Но… как? Откуда?.. — вопросы повисли в воздухе.

— Он сам мне сказал, — Родион пожал плечами. — Проговорился. Впрочем, нельзя сказать, что его это расстроило. Кажется, он не должен был рассказывать о письме только тебе.

— Но… — Полина не могла найти слов. — Но как это возможно?

— Они встретились в самолете, в котором Штроц летел в Москву. Оказывается Нина работала на борту того самолета стюардессой и узнала его. Она напомнила ему о тебе, сказала, кто она, и они мило поболтали. А потом она узнала, что он весной приедет к нам. И попросила тайно передать тебе одну записку.

— И он согласился? — не поверила Полина.

— Он авантюрист. Ты же знаешь. — Родион закатил глаза и стащил из тарелки со стола сушку. Съев половину, он удивленно посмотрел на нее, доел и взял следующую. — Ему нравятся всякие тайны и загадки, у него от этого вдохновение просыпается.

— Я не верю, — Полина все качала головой, глядя в солнечное утро за окном. — Она всех втянула в свои авантюры.

— Да ладно тебе, — Родион улыбнулся. — Воспринимай это проще. Ты можешь следовать ее советам, а можешь не следовать. Может быть, она просто проверяет тебя на умение делать что-то свое вопреки ее мнению.