Рэйчел Блауфэльд - Вижу тебя

А сколько было бы для меня достаточно? Как мы могли понять, много ли мы провели времени вместе, если даже не знали, кто мы есть на самом деле? Ситуация на грани безумия.

Мы, будто двое сломанных людей в попытке найти свой собственный путь в темноте, потому что кому-то суждено было сломаться еще больше, когда мы достигнем цели.

Одни выходные в месяц, смена мест пребывания, проматывание километров в воздухе в течение от 48 до 64 часов, чтобы стать ближе друг к другу.

Дженни постоянно отпускала шутки по этому поводу, но я знала, что она счастлива за меня. Мы договорились встретиться после работы в кофейне в воскресенье, обе любили помешивать пену в бокалах с латте.

- Дженни, мне нужна твоя поддержка. Ты нужна мне, потому что у меня никого другого нет, - призналась я, когда она взяла меня за руку и сплела наши ладони вместе. – Знаю, не такого ты для меня хотела, но я чувствую, что поступаю правильно, и ты знаешь, как любит моя мама все портить.

- Может, потому что твои бабушка и отец умерли, она настолько зациклилась на тебе. Но я действительно люблю тебя, и если он делает тебя счастливой, то поддержу тебя во всем.

Она еще раз сжала мою руку, наклонилась над столом и поцеловала меня в щеку. Моя заботливая Дженни не могла и минуту прожить, не поцеловав кого-нибудь.

- Кроме того, ты стала так хорошо выглядеть в последнее время, - сказала она. – Если бы я не знала лучше, то подумала бы, что ты впитала своими щечками весь жир из одного места. Ты всегда улыбаешься и выглядишь такой отдохнувшей, а твое лицо уже не такое осунувшееся.

- Это все из-за маффинов, которые я ем в кафе, - со смехом ответила я. – А не жир с моей задницы.

- Итак, ты должна доплатить изготовителям маффинов, потому что они очень хорошо на тебя влияют.

Я покачала головой. Временами она была сумасшедшей, но она все еще оставалась для меня самым близким человеком, как сестра и наперсница.

В августе мне предстояло решить самую огромную проблему. Лэйтон круглосуточно работал сразу над тремя картинами и еще успевал доехать до Колорадо, чтобы встретиться с той небольшой студией. А я считала дни, дописывая свою первую книгу, так как у моего редактора руки чесались приступить к ней.

Лэйтон и я встретились всего на одну восхитительную ночь в Аризоне. Мы оба прилетели туда в субботу утром, а ночным рейсом я улетела обратно. Лэйтон забронировал билеты в Лос-Анджелес на полночь. Между этим, мы не выползали из постели, заказывали обслуживание в номер и пили кофе на балконе – это было единственное время, которое мы проводили вне номера.

Он оставил на моем бедре любовный укус, и мы смеялись над этим засосом как подростки.

Мы смотрели пиратскую версию фильма, над которым он работал. Его собирались выпустить в конце этого месяца. Он кормил меня на постели клубникой, окуная ее в шампанское. А я читала ему незаконченный пролог моей последней работы. Он любил меня нежно и медленно поздним субботним вечером, перед тем как мы отправились в аэропорт.

Я плакала, пока летела домой. Это был первый раз, когда я позволила себе расплакаться. Окружающая нас меланхолия с каждым нашим прощанием усиливалась. Но на этот раз она стала причиной физической боли. Мою грудь разрывало так же сильно, как и в бедрах отзывалась боль.

Но мы так и не говорили друг другу « я люблю тебя ».

Было много « я влюблен/а в тебя » или « я скучаю/ла по тебе » или « ты мне так нужен/на ». Но никаких признаний в любви. Я знала, что люблю его, как была уверена, что слеза, катившаяся по моей щеке, упадет на подлокотник моего кресла.

Находясь в самолете, я вспомнила о том, как мы впервые встретились с ним. Тогда Лэйтон был для меня никем, не то, что сейчас.

С тех пор все изменилось. Я больше не летала первым классом. Дженни больше не предпринимала никаких попыток свести меня с кем-то. Я писала и ела маффины.

А Лэйтон теперь был для меня всем.

*

В следующем месяце на экране моего iPhone высветилось имя моей мамы, в то время как я собирала свои вещи в кофейне. Я подумывала проигнорировать ее звонок, но она позвонила снова.

- Привет, мам.

- Привет, Чарли. Как дела? Ты все еще пишешь? – Ее презрение просачивалось сквозь динамик телефона, находящегося в другом штате, прямо в мою душу.

- Да, мам, пишу. Потому что именно этим я и хочу заниматься.

Снаружи была все еще хорошая погода, свежий воздух, солнце только начало садиться, поэтому я решила немного прогуляться. Я вставила наушники в уши и присоединила их к телефону, прослушав половину разговора.

- … что произошло с твоей впечатляющей карьерой? – говорила она. – Окончанием заочно? Папа бы так гордился тобой.

- Мам, я думала, что это то, чем я всегда хотела заниматься, но все оказалось не так. Я никогда еще не была такой счастливой. К тому же, я сама себе начальник, больше ответственности и контроля.

- Ты изменила себе из-за этого халявщика из Калифорнии.

- Мам, он фрилансер, а не халявщик.

- Не важно. – Еще больше презрения в одном слове.

- Слушай, тебе даже не нужно притворяться, что ты меня понимаешь. Я работала всю свою жизнь и заслужила время на любимое дело. У меня есть сбережения, что очень важно в Нью-Йорке, и я даже не коснулась денег отца, которые он мне оставил. Я, конечно, внесла залог на счет. Но мне нужно было попробовать.

- Ну, тогда тебе не нужно притворяться, что ты понимаешь, что я собираюсь у тебя спросить, - возразила она.

Мои ноги застыли, одна напротив другой, тело стало жестким и приготовилось к следующей маминой реплике. Что бы это ни было, в одном я была уверена – мне это не понравится.

- Гаррет хочет встретиться с тобой в эти выходные, и ты пойдешь. Он владеет какой-то компанией, и ему нужен кто-то рядом с ним. И это не обсуждается. Я уже сказала ему «да».

Я глубоко вздохнула и решила пробежаться по пути к дому. Может, до Нью-Джерси и обратно? Или так долго, чтобы сжечь внутри растущее напряжение.

- Я не могу, мам. Я уже кое с кем встречаюсь.

- Это тот, в другой стране. А Гаррет здесь, и ты нужна ему. Он напишет тебе позже и уточнит детали, но это будет в субботу, поздно вечером, на пикнике. Точка.

- Почему ты так зациклилась на Гаррете?

- Он вернет все на круги своя.

- Я итак уже на правильном пути. И не хочу ничего менять. – Вечерний ветер проник сквозь мой свитер, добравшись морозным воздухом прямо до костей. Я задрожала.

- Ты захочешь. Я одинока и вдова, и я попросила тебя.

- Пока, мам. – Это все, что я смогла сказать, прежде чем отключиться.

Я знала, что лучше поменять планы. Если бы я этого не сделала, то она бы пробралась в самолет и привязала бы к себе. Независимо от того, хотела я этого или нет, мне нужно было раз и навсегда закончить этот фарс.