Наталья Ручей - Песочный принц в каменном городе [СИ]

Он сделал два кофе, чуть слышно выругался, вылил в мойку, бросил в большие чашки два пакетика с зеленым чаем, залил кипятком.

— Пора перестать пить чай в пакетиках, — сказал, отдав одну чашку мне. — Там только красители и никакой пользы. Какой у тебя срок?

Мне все еще сложно было говорить об этом, наверное, я надеялась, что однажды проснусь и пойму: кошмар закончился. Я даже матери ничего не сказала. Как это выглядит со стороны? Еще одна история провинциалки? Уехала покорять большой город и принесла в подоле. Аплодисменты.

Моей беспечности не было оправданий, но я их искала.

— Я узнала уже в Киеве.

— Я тоже.

Горячий чай успокаивал, с ним было проще говорить о таких вещах, проще признаваться в невольном обмане. Я с удовольствием разгрызла сухарик и спросила:

— Давно?

— Одновременно с моими белыми брюками. Какой у тебя срок? — повторил Матвей.

— Тест говорит только да или нет, — я попробовала отшутиться.

— Ясно. Запиши в мой план поездку к гинекологу. — Он посмотрел на часы. — Скажем, в семнадцать ноль ноль.

— В пять у тебя встреча с руководителем «Мега»

Эта сеть магазинов упорно отказывалась от нашей продукции, но, кажется, Матвей сумел к ним подступиться.

— Встреча перенесена на завтра, на то же время. Внеси в ежедневник.

— Ее перенес ты?

— У меня были веские причины? Ее перенесла другая сторона.

Действительно, как глупо я, должно быть, выглядела со своими назойливыми вопросами. Мир не обязан вертеться вокруг меня только потому, что вскоре я сама превращусь в шар.

Матвей подвез меня к клинике, повторил номер кабинета гинеколога, но остался в машине. Если бы он сидел под кабинетом врача вместе со мной, его бы наверняка приняли за отца ребенка. Он, кстати, как я ни подводила, не желал говорить о том, что произошло в курилке.

— Она уволена, — бросил, поднявшись в наш кабинет.

И все.

Конечно, к чему ему компрометировать себя и идти вместе со мной, размышляла я, поднимаясь по ступенькам, и понимала, что-то здесь не сходится. Но что?

— Три недели, — констатировала гинеколог. — Если надумаешь делать аборт, лучше сразу.

— Я пока…

Она сделала запись в толстой тетради, перелистала, посмотрела на меня поверх очков.

— Первая беременность — аборт нежелателен.

— Я пока… Вы знаете…

— Пока посоветуешься с папашей. Хорошо. Свободна. До следующей встречи. И запомни: не затягивай.

Я вышла из душного кабинета. Чуть не потеряла сознание, взбираясь на кресло гинеколога — вот было бы смеху. А теперь о серьезном. Три недели — значит, приблизительно, за день до визита пассии Артема с разоблачениями. Ирония, не иначе. Она шантажировала своей беременностью, и я повелась, хотя в тот момент тоже зачала ребенка и могла вести себя так же, не делая скидок.

Пузатый неухоженный коротыш лишил моего ребенка отца. Я, конечно, тоже не безгрешна, поддалась порывам. Вернуться к Женьке я не могла по причине гордости и того, что он собирался жениться. Да, можно было встать на дыбы, помешать свадьбе, прибегнув к шантажу и все такое, но что это даст?

Три разрушенных жизни? Если брать во внимание будущую жену Женьки, то четыре. Она ведь может оказаться не куклой и не шлюхой, как представил ее Артем. Да, он вполне мог ошибаться, как и его мать, считая меня потаскушкой.

Я вернулась в машину Матвея.

— Какой у тебя срок?

Мне бы обратить внимание на вопрос — один и тот же, настойчивый, в третий раз, но в голове крутилось одно:

— Ты меня уволишь?

— Какой у тебя срок? — Он взял меня за подбородок, заставил посмотреть в глаза. И когда я ответила, выдохнул в губы: — Я хочу тебя.

Я смотрела на спящего Матвея и поверить не могла, что этот мужчина лежит в моей постели, после бурного секса, и секса со мной.

Господи, если для того, чтобы это случилось, нужно было забеременеть, жаль, что этого не произошло раньше. Он был ненасытен. Тот, кто говорил, что я не в его вкусе. А мне было мало. Того, кто говорил, что я не в его вкусе.

Мне хотелось вечность кончать от одного его взгляда. Хищного. Требовательного. Властного.

Мое тело стало гораздо чувствительней и рассыпалось искрами от малейшей ласки. Полагаю, будь я такой всегда, Артем бы не посмел сказать, что у нас нет будущего.

Я поморщилась. Мысли о бывшем любовнике удивили. Какая мне разница, что бы он сказал и сделал? Все к лучшему. Сейчас я с Матвеем, и счастлива.

Матвей открыл глаза, словно почувствовал взгляд. Я испугалась, что сейчас он спросит который час и начнет торопиться к жене, прижалась к нему, провела рукой по груди с темной порослью, вдохнула его запах, запоминая.

— Прости, — он приподнял мое лицо за подбородок.

Я напряглась, но заставила себя «играть в жалюзи». Я должна его отпустить, твердила себе, он женат, может быть, есть дети. Я смогу его отпустить. А потом украду снова.

— Я знаю, ты не переносишь сейчас даже запаха, — Матвей смущенно улыбнулся, — но я ужасно хочу кофе.

Мне хотелось смеяться, летать, петь, вдыхать ненавистный запах кофе. Он со мной! Не закрылся, не спрятался за вежливостью, не ушел к жене, бросив равнодушное «до завтра». Я потянулась за поцелуем. Жарким. Долгим. Поцелуем любимого человека.

— Я сейчас сделаю.

Но при попытке встать оказалась прижатой к постели.

— Я сам. Хочу, чтобы ты оставалась здесь.

Он прошел на кухню. Я слышала, как открывались и закрывались шкафчики, как зашипел газ, запахло кофе… Тошнота подступила к горлу и я понеслась в туалет. Даже двери на кухню прикрыть не успела, но в ту минуту мне было все равно — слышал Матвей позывы моего желудка или нет.

Почти все равно, потому что когда позывы прекратились, вернулось смущение.

Матвей стоял у двери с влажным полотенцем в руках. Протер мое лицо, приговаривая: «Все пройдет, пройдет, и это тоже». Я улыбнулась. Слова царя Соломона не звучали пафосно в устах Матвея. Разве что… Предупреждающе?

Но я тут же отбросила эти мысли.

— Все пройдет, — послушно повторила, прижимаясь к нему.

Концовку цитаты произнести отказалась — не хотелось, чтобы то, что возникло между нами, прошло.

— И все-таки, ты посягнула на мой авторитет и встала с постели, — шутя, упрекнул Матвей.

— Ты злишься?

— Пожалуй. И у тебя есть секунда, чтобы исправить ошибку.

Я рассмеялась и поспешила занять позиции лежа. Матвей навис надо мной, откидывая прядки со лба, дразня губы пальцами, шепча непристойности в ухо. Никогда не думала, что это может возбуждать, и так сильно.

Я чувствовала себя кошкой, которая дорвалась до миски сметаны и все его тело, без исключений, было моим лакомством. Мне нравилось быть свободной. Нравилось быть развратной. С ним. Для него.

Нравилось встречать утро, улавливая его запах — секса и мужественности, нравилось ощущать поцелуи на шее, чувствовать руки на теле, еще в полудреме, но прекрасно осознавая, кто подводит меня к очередному оргазму.