Люсинда Райли - Свет за окном

Себастьян открыл одну папку, полистал – сотни записей были сделаны мелким, четким почерком Эдуарда.

– Это не мое дело, конечно, но, Эмили, библиотека воистину выдающаяся. И это не преувеличение! Из записей следует, что ваш отец приобретал редчайшие первые издания, не говоря уж о тех книгах, которые скопились здесь до него. Полагаю, это одно из лучших собраний редких книг во всей Франции! Их необходимо закаталогизировать профессионально, создать базу данных.

Эмили в изнеможении опустилась в отцовское кожаное кресло.

– Господи, – пробормотала она. – Одно за другим! Кажется, приводить в порядок дела родителей – это работа на полную ставку.

– Ну так это ведь и дело благодарное, вы так не считаете? – с энтузиазмом произнес Себастьян.

– Однако у меня есть и своя жизнь, причем та, что мне нравится, жизнь спокойная и… – она хотела сказать «безопасная», но, понимая, что это прозвучит странно, выбрала другое слово: – организованная.

Себастьян подошел и, опершись на кресло, в котором она сидела, опустился на корточки, глядя ей в глаза.

– Я понимаю, Эмили. Но если вы хотите вернуться к той жизни, значит, нужно найти людей, которым вы верите настолько, что можете поручить рассортировать это все для вас. Только и всего.

– Кому я верю? Кому я могу верить? – переспросила она.

– Ну, у вас есть нотариус, для начала. Может быть, стоит передоверить это ему?

– Но… – Слезы навернулись ей на глаза. – Но разве это не мой долг перед семьей и историей? Я просто не вправе бежать.

– Послушайте, Эмили, – мягко сказал Себастьян. – Времени прошло совсем мало. Вы расстроены и растеряны, это так понятно! Всего две недели, как ушла ваша мать. Когда вам было успеть оправиться от потрясения? Не торопитесь! Дайте горю улечься. Со временем вы придете к верному решению. – Он погладил ее по руке и встал. – Мне пора, но у вас есть моя визитка, и, само собой разумеется, я буду только счастлив помочь вам всем, чем смогу. Ваше шато для меня – просто манна небесная, особенно картины. – Он улыбнулся. – Я некоторое время еще побуду в Гассене, так что если надумаете насчет экспертизы с Матиссом, позвоните мне на мобильный.

– Спасибо, – Эмили полезла в карман джинсов убедиться, что визитка действительно там.

– Кроме того, я могу обратиться к моим парижским знакомым, чтобы они порекомендовали вам лучших антикваров и среди букинистов, и среди специалистов по мебели. Что бы вы ни решили насчет шато, все равно стоит узнать ценность того, чем вы владеете. Полагаю, ваши родители в свое время должны были все это застраховать?

– Представления не имею, – Эмили пожала плечами. Зная своего отца, в наличии страховки она сомневалась. Надо спросить об этом Жерара. – Благодарю вас за участие, – поднимаясь с кресла, произнесла она. Они снова вышли на задний двор, где была припаркована машина. – Простите, что я так… расчувствовалась. Это совсем не в моем духе. Возможно, как-нибудь позже вы поделитесь со мной тем, что ваша бабушка рассказывала о своем знакомстве с моим отцом.

– С удовольствием. И, прошу вас, не извиняйтесь. – Они сели в машину. – Мало того, что вас постигла утрата, так еще и тьма дел впереди!

– Я справлюсь. Должна справиться, – отозвалась Эмили, отъезжая от дома.

– Уверен, что так и будет. И, прошу вас еще раз, если понадобится любая помощь, звоните.

– Благодарю.

– Я поселился вон там, – Себастьян показал на поворот, – так что если вы здесь меня высадите, дальше я пешком. Сегодня прекрасный день.

– Хорошо. – Эмили остановила машину. – Еще раз спасибо.

– Берегите себя, Эмили. – Он выбрался из машины, махнул рукой и пошел по дороге. Эмили развернулась, приехала назад в шато, а там, остро чувствуя свою неприкаянность, принялась беспокойно бродить из комнаты в комнату.

С наступлением вечера стало прохладно. Эмили устроилась на кухне, поближе к плите. Марго приготовила на ужин жаркое, но аппетита совсем не было, чем воспользовалась Фру-Фру. Потом, заперев входную дверь на ключ и на засов, Эмили поднялась наверх принять ванну. Тоненькая струйка теплой воды вяло лилась в старинную, покрытую известковым налетом ванну. Эмили лежала, невесело размышляя о том, как превосходно подходит ей размер ванны, просто идеальный прототип гроба. Когда вода остыла, она встала, вытерлась, уронила полотенце на пол и, что было совсем на нее не похоже, принялась рассматривать себя в высоком, в полный рост, зеркале.

Потребовалось некоторое усилие, чтобы взглянуть на свое тело со стороны. Эмили всегда казалось, что в генетической лотерее ей не повезло. Ребенком широкоплечая и коренастая, в подростках она стала толстушкой. Несмотря на мольбы матери есть поменьше и только здоровую пищу, в семнадцать она забросила все огуречно-дынные диеты, которые ей предписывали, прикрыла свою вызывающую нарекания фигуру свободной и удобной одеждой – и поплыла по течению, будь что будет.

В тот же период она наотрез отказалась от участия во всякого рода светских затеях, устраиваемых для того, чтобы ввести ее в круг, именуемый сливками общества. Матери женихов и девиц на выданье устраивали «ралли», серии танцевальных вечеров, с тем чтобы отпрыски их заводили дружбы в социально близкой среде и формировали отношения, способные в будущем вылиться в матримониальный союз. Попасть в элитное «ралли» – предел мечтаний любого французского подростка, рвущегося в высшее общество. Мать Эмили, с ее именем и напором, могла привлечь под свое ружье всех, кого только душа пожелает. Она не могла прийти в себя, когда дочь объявила ей, что все, больше никаких вечеринок с коктейлями и прочих выходов в свет.

– Как ты смеешь поворачиваться спиной к тому, что дано тебе по праву рождения?! – воскликнула мать.

– Я эти игры терпеть не могу, мама. Я представляю собой нечто большее, чем фамильное имя и счет в банке. Извини, но это все.

Сейчас, разглядывая свое отражение – полную грудь, округлые бедра и стройные, точеные ноги, – Эмили поняла, что за последние недели сбросила вес. То, что предстало перед ней в зеркале, даже на ее собственный, всегда критический взгляд, поражало. И хотя вряд ли разумно ждать, чтобы при таком строении тела она стала грациозной нимфой, назвать ее толстой и неуклюжей было бы в высшей степени несправедливо.

Чтобы не начать, как водится, выискивать в себе недостатки, она оторвалась от зеркала, надела ночную рубашку и легла в постель. Выключила свет и, вслушиваясь в полнейшую, ничем не нарушаемую тишину, призадумалась, с чего это вдруг ей пришло в голову себя разглядывать, обычно она такими вещами не занимается. Уже шесть лет, как она рассталась со своим последним, с позволения сказать, любовником. Привлекательный молодой ветеринар, Оливье, с которым она встретилась по работе, не продержался и нескольких недель. Он даже не очень-то ей и нравился, но по крайней мере по ночам ей было тепло, а за ужином с кем поговорить… В общем, Оливье ненадолго скрасил ее одиночество, но вскоре исчез, потому что, Эмили это понимала, она палец о палец не ударила, чтобы его удержать.