Маргарет Макхейзер - Шеф Пьер

— Действительно? Ну, значит, она не твоя забота.

Мы стоим несколько секунд, но затем я отступаю и отпускаю ее руку.

Она мне не нравится. Она дура , просто сотрудник в ресторане. Женщина, которая достает меня и постоянно спорит со мной, ничего больше.

— Пьер, — зовет Ангус, вырывая меня из душевного потрясения. — Пусть они делают свою работу. Мне нужно позвонить ее семье.

Следующие несколько минут пролетают очень быстро, и пьяного мудака тоже увозят на другой машине скорой помощи. Его запястья наручниками прикованы к каталке. Полицейские остаются, чтобы поговорить со мной.

Ангус исчезает внутри здания, а я остаюсь в этом кошмаре и смотрю на свою окровавленную одежду. Ключ-карта все еще в моих руках, а коп задает мне вопросы, пытаясь выяснить, что же именно произошло.

Кажется, проходит вечность, и после многих бесполезных вопросов копы, наконец, уезжают.

Наконец-то я могу поехать в больницу и убедиться, что Холли в порядке.

Я поворачиваюсь и бегу к своей машине. Ключи уже у меня в руках.

Больница не слишком далеко от ресторана, около пятнадцати минут езды, и, когда я подъезжаю, парковка практически пуста. Останавливаюсь возле самого входа и бегу в отделение неотложной помощи, чтобы узнать о Холли.

— Мне очень жаль, сэр, но только членам семьи разрешено находиться в отделении. Вы можете подождать, и когда они приедут, я попрошу их подойти к вам.

Я закатываю глаза и устраиваюсь в неудобном кресле в тихом зале ожидания.

Пока сижу в многолюдном месте, пахнущем антисептиком, я не могу не думать о том времени, когда больницы были для меня такой же рутиной, как чистка зубов.

Звуки, запахи, чувства — все эти воспоминания снова всплывают в моей памяти.

— Я буду в порядке, — говорила Ева, улыбаясь мне и глядя на меня из-под своих густых ресниц. — Это необходимое зло, чтобы сделать меня лучше, чтобы сделать меня сильнее. Мы пройдем через это, — Ева сжимала мои пальцы и клала голову на мое плечо.

Я убаюкивал ее, целовал в лоб и шептал, как я горжусь ею за ее силу и за ее способность видеть все только положительное. Я упивался ее уверенностью, ее чистейшей способностью оставаться сосредоточенной на том, чтобы стать лучше и сильнее. Не только для себя самой, но и для меня и нашего будущего.

Губы Евы всегда были теплыми и манящими, умоляющими поцеловать их и обласкать. Она предлагала мне эту идеальную розовую мягкость, и я всегда наслаждался их безупречной формой, прежде чем соединиться с ними. Она всегда хотела больше поцелуев, когда проходила лечение. Она хотела, чтобы я обнимал ее и говорил, что все будет хорошо.

Но ничего не было хорошо.

Ничего не было идеальным.

За исключением нескольких лет, что мы провели вместе.

— Ты здесь, чтобы увидеть мою мамочку? — слышу я вопрос маленькой девочки, и одновременно она стучит по моему плечу, вырывая меня из воспоминаний о Еве.

Посмотрев направо, я вижу источник вопроса — маленькую темноволосую девочку с сонными глазами, в руках она держит медвежонка.

— Я не знаю, кто ты, — говорю я, отстраняясь от ребенка.

— Ты здесь, чтобы увидеть мою мамочку? Я слышала, как медсестра сказала бабушке, что ты ждешь мою мамочку.

Я смотрю туда, куда показывает ребенок, и там пожилая седоволосая женщина разговаривает с медсестрой.

Перевожу взгляд с пожилой леди на маленькую девочку, которая стоит рядом со мной. Не могу сдержаться и поэтому изучаю черты ее лица. У нее такой же нос и разрез глаз, как и у Холли, и она довольно бесстрашная. Какой ребенок будет подходить ко взрослому и спрашивать у него что-нибудь?

— Ты тот дядя, о котором мамочка разговаривает с бабушкой.

Нахмурившись, я приподнимаю плечи в оборонительном жесте.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, выпрямляясь в неудобном кресле.

— Мама сказала, что ты не очень приятный, но, как по мне, ты выглядишь ничего так.

Не могу сдержаться, и из меня вырывается смешок.

— Может быть, твоя мама права.

— Не-а, я думаю, ты нормальный.

— Эмма, — пожилая леди зовет ее.

— Я должна идти. Бабушка зовет меня.

— Ладно, увидимся позже.

Эмма поворачивается и идет к бабушке. Пожилая леди осматривает меня сверху донизу, хмурится и, прищурившись, оценивает меня.

Медленно она подходит ко мне, крепко держа внучку за руку, ее лицо напряжено.

— Вы Пьер? — спрашивает она, когда останавливается в нескольких метрах от места, где я сижу.

Я встаю и протягиваю ей свою руку для рукопожатия.

— Oui, мадам.

Она смотрит на мою протянутую руку и еще крепче сжимает руку Эммы.

— Вы тот мужчина, который устраивает моей невестке проблемы на работе?

Невестке? Она замужем.

Я поцеловал замужнюю женщину?

Твою мать!

Этот поцелуй, невероятный поцелуй, в котором я потерялся. Нежный поцелуй, который мне хотелось продлить навечно. Всепоглощающий поцелуй, который я обычно дарил Еве.

— Я... — «извините» кажется не достаточным. — Я... — дрожь пробегает вниз по телу, тьма окутывает меня, и мое горло начинает сжиматься. — Мои искренние извинения, — говорю я и делаю шаг от нее.

— Пьер, — говорит она и кладет руку на мое плечо.

— Non, non, non. Я ухожу, раз уж вы здесь.

Делаю еще один шаг назад, поворачиваюсь и бегу. Сбегаю от ситуации, от красивых карих глаз дочери Холли и от осуждения женщины, чью невестку я поцеловал.

— Пьер... — я слышу, как она кричит мне вслед.

Но больше всего я боюсь осуждения не невинных глаз окружающих меня людей, а того, что внутри меня.

Я разочаровал всех.

Но больше всего мне ненавистно думать, что Ева думает обо мне и о подлом поступке, который я совершил.

Забравшись в машину, я понимаю: единственное, что смоет все эти чувства, — это алкоголь.

Холли

— Мамочка, можешь проснуться?

Моя голова кружится, окутанная тяжестью, и я пытаюсь сосредоточиться на самом сладком голосе, который когда-либо слышала. Пытаюсь бороться с пеленой, затуманивающей мой разум. Мне кажется, что я кричу так громко, как только могу, пытаюсь скинуть одеяло и дать знать моей маленькой девочке, что я в порядке. Но остаюсь лежать молча и неподвижно.

— Мамочка, ты в порядке? — спрашивает Эмма, и я чувствую, как нежными, теплыми ручками она дотрагиваются до моих.

— Эмма, думаю, надо дать мамочке отдохнуть. Мы останемся с ней, но ты должна вести себя тихо, чтобы она поправилась, — нежно шепчет Бронвин.

Нет! Я пытаюсь закричать, заорать, издать хоть какой-нибудь звук. Я хочу, чтобы Эмма продолжала говорить со мной, возвращать мой разум к реальности, помогла развеять туман, который окутал меня.

— Мамочка, мне очень понравился наш пикник. Когда ты проснешься, мы можем сходить на еще один?