Нина Колчина - Золото скифов

Целлофан, перепоясанный полосками скотча, прорвался, и Альбинка увидела устремленный на нее круглый олений глаз. Узкая, вскинутая вверх морда золотого оленя, трепетные ноздри, грациозно поджатые ноги вдруг показались ей такими шемяще трогательными, что она бережно взяла его в руки, стерла ладонью пыль и прижала к щеке. Стало отчаянно жалко этого золотого зверя, судьба которого не удалась так же, как и ее собственная. Вместо того чтоб служить своему царю, он бесполезно лежал то под полом, то под ванной, то в Сашкиной вазе… бедный, бедный олень. Альбинка отняла его от мокрой из-за слез щеки и погладила.

— Альбина Владимировна! — раздалось за ее спиной. — Помните, я сказал, что найду вас?

От неожиданности она вскрикнула и резко обернулась. Перед ней стоял взлохмаченный, неопрятного вида человек. От него так разило дымом, словно он только что вышел из коптильни. Ах вот откуда в мастерской этот странный запах! Значит, он вошел вслед за ней и спрятался где-то в прихожей. Она не могла сказать точно, видела его когда-нибудь или нет, но что-то знакомое в его облике все же было. Да, конечно! Куртка! На нем куртка Глеба, только такая грязная, что ее с трудом можно узнать.

Вопросы, которые готовы были сорваться с языка: «Кто ты?», «Что тебе здесь надо?» — Альбинка не задала. И без ответов все ясно. Но в разговор вступила:

— Что ж ты за мной шпионишь, если получил команду прекратить слежку? Не боишься, что пожалуюсь хозяину?

— Нет, не боюсь. Он мне больше не нужен. Золотишко-то я нашел! С вашей помощью, Альбина Владимировна. Вы мне его сейчас отдадите и убиваться так не будете. Красивая женщина, а плачете и заладили: «проклято, проклято…» Кому проклято, а кому в самый раз! Ну, давайте его сюда…

Противного вида и запаха человек был ей крайне неприятен, но от его мерзкого наглого тона внутри будто что-то вдруг взорвалось. И такому скользкому червяку, посмевшему не только признаться, что видел и слышал ее истерику, но и передразнивать ее, поигрывая перед ней пошлейшим куражом… этому упырю добровольно отдать скифские сокровища?..

Не выпуская из рук золотого оленя, она с отвращением смотрела на незнакомца, который не спеша, кривовато улыбаясь, двигался прямо на нее. Когда он подошел совсем близко, Альбинка крепко сжала край золотой бляхи и замахнулась. Несмотря на внешнюю неказистость, ее противник проявил лихую сноровку и силу. От надвигающегося удара увернулся и словно тисками сжал Альбинке запястье, отчего ее пальцы разжались, золотой олень полетел вниз, а он ловко перехватил его на лету свободной рукой. Она изо всех сил начала отбиваться, но он грубо толкнул ее в плечо, и, не удержавшись на ногах, Альбинка стала падать. Последнее, что она видела перед тем, как удариться затылком о подставку для кислородного баллона и потерять сознание, — был разглядывающий золотого оленя упырь, лицо которого светилось безудержной радостью…

Отметив для себя, что Альбинка ему больше не помеха, он забыл про нее. Нагнулся над разбитой вазой и наконец начал рассматривать сокровища, о существовании которых знал столько лет. Тяжелая чаша с четырьмя ручками, фигурки зверей — игрушки, наверное, древние. Лошадка-то — точно игрушечная! На колесиках. Сейчас тоже так делают. Олень, судя но изнанке, прикреплялся куда-нибудь. Зеркало старинное… не видно в него ни хрена… Все из золота! С ума сойти! Это же кучу денег стоит! Он обошел мастерскую, нашел сумку, как и тогда в Альбинкином доме. Сложил туда золото, но, прежде чем уйти, остановился перед лежащей на полу женщиной. На мгновение ему стало не по себе из-за того, что пришлось обойтись с ней так грубо. Вдруг вспомнились слова Глеба: «Хватит на нее любоваться! Врезать бы надо как следует!» Вот и врезал, Глеб Борисович! Согласно твоим пожеланиям, так сказать. Хотя лично он и полюбоваться не прочь.

До чего ж красивая! Золотистые волосы разметались, губы приоткрылись, распахнувшаяся на боку юбка открыла такие стройные ноги… Ни одна баба не волновала его сильнее, чем Альбинка. Возбуждение, какое испытывал на купалке в «Архангельском», он не забудет никогда в жизни.

Эх, жаль, конечно, что вопрос с бабами закрыт для него навсегда!

В ту ночь он тоже ее ждал, но она все не шла и не шла. Ночь была тихая, теплая. И темная очень. Он затаился у реки в кабинке для переодевания и от нечего делать слушал звуки ночи. То рыба плесканет, то птаха какая чирикнет, то ухнет что-нибудь в лесу… А еще на Цыганке сыростью пахло так природисто. Ночью особенно. Хорошо!

Это было за год до того лета, когда Ульянского арестовали… Да. Так, наверное… Он уж думал, что не удастся подсмотреть ее ночное купание, и собрался было уходить из своего укрытия, как вдруг услышал шаги и порадовался, что дождался наконец — час ночи почти. Но на купалку пришел Владимир Иванович. Сел на деревянный лежак у самой воды и долго сидел так, уставившись в темноту. Ромка замер в тесной кабинке, боясь обнаружить себя. У него затекли ноги, а размяться-то нельзя — услышит. Через какое-то время подошла Татьяна Павловна, села рядом с мужем. Он, похоже, был недоволен ее приходом, а она с вопросами приставать стала. Что было делать Ромке? Почти не дыша, он прослушал весь их разговор, о чем не пожалел потом.

— Володь! Что тебе не спится? Пойдем давай домой!

— Зачем ты ходишь за мной? Если я не позвал тебя, значит, хочу побыть один.

— У тебя какие-то неприятности?

— У человека активного и с положением какие-то неприятности есть всегда. Это часть его жизни.

— Ты беспокойный стал…

— А ты все время говоришь глупости!

— Володь, я знаю, ты сейчас сердиться будешь, но послушай… с тех пор, как ты скифское золото взял, вся наша жизнь словно порушилась. Давай снимем грех с души! Вернем золото Зимину или в Эрмитаж!

— Я запретил тебе говорить о скифском золоте вообще. Тем более здесь, на реке. Совсем, что ль, умом тронулась? — злобным шепотом процедил Ульянский.

Ромка услышал, как она заплакала, и голос Ульянского сразу смягчился:

— Не реви. Все будет хорошо. У нас дочь — не забывай! Ей пусть останется…

Он долго помнил этот разговор, потом забывал, снова вспоминал, но как извлечь из него пользу — даже в голову не приходило. Не шантажировать же простому охраннику дачного поселка второго по значимости чиновника российского правительства! Ненароком и на тот свет можно отправиться или на дармовые государственные харчи в дурдом.

А когда громом грянул арест Ульянского — в «Архангельском» говорили, за взятки — и его семья уехала с дачи, Ромка потерял их след. Знал, что Альбина вышла замуж за Глеба Большакова, но в поселок они не ездили. А если б даже и ездили, то что?

Шло время. Ромка по-прежнему стерег «Архангельское», но из рядовых охранников поднялся до сменного начальника. Как и мечтал — получил московскую прописку, а вместо служебной площади — комнату в коммуналке. В восемьдесят пятом дачный поселок сильно изменился. В течение года оттуда съехал весь старый контингент. Пришла горбачевская команда — молодая и наглая. Но когда заступила ельцинская — те показались салагами.