Алиса Лунина - Просто была зима…

– Соглашайтесь на ужин, – улыбнулась Татьяна. – Только снимите шапку и куртку. Здесь все же не Крайний Север.

Жданов тут же стянул свою мохнатую шапку.

На кухне Андрей удивленно наблюдал за тем, как умело хлопотала Татьяна: кастрюльки, вазочки, поперчить-посолить (вот бы все популярные артистки так управлялись по хозяйству!)

Да, готовить Татьяна умела и, главное, любила, правда, зачастую расстраивалась, что готовить ей особенно не для кого, а стараться для себя – скучно. И вот наконец нашелся человек, который в полной мере оценил ее кулинарные способности. Во всяком случае, когда она поставила перед Ждановым горячий борщ со сметаной, а потом тарелку жаркого «по-домашнему», он наградил хозяйку весьма одобрительным взглядом. Ел Жданов с видимым аппетитом и чувством. Закончив с горячим, хмыкнул:

– Я смотрю, Хмыряга хорошо устроился!

Вместо ответа Татьяна поставила перед ним вазочку с земляничным вареньем и круг желтого сырного пирога с румяной корочкой.

Сосед только головой покрутил:

– Надо же, какая вы сердобольная, не только приблудных котов подкармливаете, но и одиноких мужчин!

Допив чай, Жданов встал, надел свою дурацкую шапку, схватил кота и потопал в прихожую. Татьяна удивленно смотрела ему вслед – и спасибо не скажет?

На пороге сосед обернулся:

– Спасибо, хозяюшка! Кстати, будем считать, что теперь наша с Хмырягой очередь вас кормить. Придете к нам завтра на ужин?

Татьяна растерялась, честно говоря, у нее не было желания идти к Жданову ужинать. Она уже хотела вежливо отказаться, но тут ей в голову пришла одна мысль: что, если завтра попросить Жданова, как человека, имеющего к кинематографу прямое отношение, прочесть сценарий Ковальчука? Возможно, сосед что-то подскажет, посоветует… И Татьяна сказала: «Да».

– Тогда до завтра! – кивнул Жданов.

Сложно было представить что-то более унизительное – ее, известную на всю страну артистку, поместили в «обезьянник»! Ольга возмущалась, кричала, стучала по решетке, осыпала полицейских проклятиями, однако же ничего не помогало. В какой-то миг в «обезьянник» заглянул капитан Прохоров и сказал, что если она не успокоится, он впаяет ей пятнадцать суток хотя бы просто «за дурной характер». Ольга замолчала. Перспектива провести в отделении полиции пятнадцать суток отнюдь не казалась ей заманчивой, тем более что если вести отсчет пятнадцати суток с сегодняшнего дня, то выходило, что Новый год она встретит как раз в обезьяннике! Вы встречали Новый год в обезьяннике, Ольга Александровна? Нет, не хотите? Ну так соображайте тогда, что делать, чтобы отсюда выйти.

Ольга настояла на том, чтобы ее отвели к Прохорову, и заявила ему, что он даже не представляет, с кем имеет дело: она – известная актриса!

Капитан брезгливо сморщился:

– У меня таких актрис – пол-отделения! Притом они играют куда достовернее!

Ольга уже хотела рассказать ему их с Татьяной историю, но осеклась – сейчас еще подлог документов впаяют! – и вместо этого сказала: – У меня ведь есть право на звонок? Дайте мне позвонить моему адвокату!

Капитан Прохоров пожал плечами:

– Ладно. Звоните.

Ольга вздохнула: итак, у нее есть право на один «звонок другу». Право-то есть, только друзей нету. Кому звонить? Тане в Москву? А чем Таня из Москвы ей поможет? Тихому мечтателю Кеше, которого кроме его древнего поселения ничего больше не интересует?! В общем, как ни крути, в этом городе был только один человек, кто мог бы ей помочь. Ольга порылась в кармане джинсов и достала визитку мэра Тришкина. Ну что, единственная надежда – и, волнуясь, она набрала его номер.

– Здравствуйте, Степан Алексеевич! – проговорила Ольга медовым голосом.

– Здрасьте, – буркнул Тришкин, не выказывая ни малейшей радости от того, что слышит Ольгу. – У вас что-то срочное? Извините, я сейчас занят…

– Очень! Очень срочное! – завопила Ольга, испугавшись, что Тришкин отсоединится.

– А ничего, что уже поздний вечер?! У вас опять какие-то просьбы? – устало выдохнул мэр.

– Вы не могли бы забрать меня из полиции? – выпалила Ольга.

Тришкин поперхнулся и спросил, не ослышался ли он. Пришлось ответить, что не ослышался, она в отделении. На идиотский вопрос Тришкина, а что она делает в отделении полиции, Ольга дала не менее идиотский ответ. – Меня забрали, хотя я ни в чем, слышите, ни в чем не виновата! Степа-а-ан, пожаалуйста, заберите меня! – закричала она.

– А почему вы звоните мне? – взбеленился Тришкин. – Почему именно я должен решать ваши проблемы?

– Так больше некому, – призналась Ольга, – из знакомых – только вы! Помогите женщине, будьте мужчиной! – И льстиво добавила: – Тем более вы мне еще в поезде понравились!

Тришкин хмыкнул и отсоединился.

«Понятно, – сникла Ольга, – надежды нет…»

Но через полчаса она увидела (из «обезьянника» просматривался кусочек коридора), как Тришкин вошел в отделение. Когда он проходил мимо «обезьянника», Ольга радостно замахала мэру руками из-за решетки, как лучшему другу.

Степан приблизился к решетке.

– Ну что, сидим?! – спросил он устало.

Ольга взмолилась:

– Пожалуйста, помогите мне! Возьмите на поруки, поручитесь за меня, ну вы же меня знаете?!

– А почему я должен вам помогать? – насмешливо спросил Тришкин. – Может, потому, что вы были со мной добры и вежливы?

Ольга виновато промычала нечто невнятное: дескать, ладно вам, кто старое помянет, тому сами знаете что.

В коридор выглянул капитан Прохоров и, увидев Тришкина, подошел к нему поздороваться.

– Вот зашел проведать одну знакомую, – усмехнулся в ответ Тришкин. – Кстати, что она натворила?

– Гражданка Литвинова покушалась на жизнь человека! – сказал Прохоров.

Степан удивленно посмотрел на Ольгу: ничего себе!

– Она ударила гражданина Баранова по голове, – добавил Прохоров. – Вазой с цветами!

– И за что вы его так? – спросил Степан.

– Личное, – отрезала Ольга.

– Баранов – ее полюбовник, – уточнил Прохоров. – Кстати, он у нас там заявление пишет.

…Когда Прохоров, Тришкин и Ольга вошли в кабинет, Саша Баранов действительно писал заявление.

– Послушай, мил-человек, расскажи-ка нам, что там у вас произошло?! – обратился к потерпевшему Тришкин.

Ольга открыла, было, рот и хотела выдать свою версию произошедшего, но мэр прервал ее решительным жестом.

Услышав версию Саши про «цветы и добрые намерения», Тришкин пожал плечами:

– Не понимаю я тебя, Александр Баранов, ну ты же мужик, ты с этой женщиной был десять лет, так что ж ты теперь на нее заявление пишешь? Не по-мужски это!

– Да понимаете, – вздохнул Саша, – она как с цепи сорвалась, вообще на себя не похожа! Натурально озверела! Я бы и не стал заявление писать, но она мне такое сказала, что у меня прямо крышу снесло! Да я бы, говорит, с таким, как ты, никогда бы не стала… Представляете? Десять лет отношений и такое заявление, нормально, да?!