Скарлетт Эдвардс - Искупление

Он регулирует что-то за кроватью. Оглянувшись назад, я замечаю, что подключена к капельнице. Я следую за прозрачной пластиковой трубкой до того места, где она исчезает. Я приподнимаю угол одеяла, оттягиваю рукав моего белого халата и вижу иглу, вставленную в левую руку.

— Что это? — шиплю я, злясь.

Зла на себя за то, что раньше не заметила. Зла на него за то, что он так равнодушен. Зла на него за то, что он сделал гребаную стрижку, пока я была в отключке! Я решаю вытащить иглу. Прежде чем я собираюсь это сделать, мое тело находится в состоянии нирваны.

— Так то лучше, — говорит он.

Слова плывут ко мне, как красивые лепестки, поднимающиеся на поверхность озера. Мои руки падают на кровать, чувствуя себя онемевшими и чудесными. Глаза закрываются. Глупая улыбка появляется на лице.

Я смотрю на Джереми.

— Ты такой…красивый, — говорю я медленно. Все заботы и проблемы уходят. Единственное, что я чувствую, это блаженство. Все происходит медленно и неторопливо.

— Эта палата, — говорю я, крутя головой в медленном круге. — Такая…красивая.

Я вижу улыбку Джереми. Я смотрю, как его губы шевелятся, когда он что-то говорит, но я не слышу слов. Я слишком далеко. Но его губы такие красивые. Столь удивительные. Они очаровывают меня своими тонкими контурами, крохотными линиями и то, какие они красные.

Стены комнаты такие белые, больше не тревожат. Они прекрасны, чудесны. Чисты. Как только что выпавший снег.

В воздухе витают звуки. Красивые звуки. Удивительные звуки. Моя голова откатывается назад. Я снова вижу Джереми. Только на этот раз он окружен дымкой, как ангел, сошедший с небес. Я знаю, на каком-то уровне, что эти звуки исходят из его уст. Из его рта. Я знаю, на каком-то уровне, что я должна их понимать. Чтобы извлечь смысл из слов…

Я не могу, но это не пугает меня. Скорее от этого мне становится еще спокойнее. Я окружена звуками, красивыми нотами, высокими частотами его голоса и прекрасной, красивой, чистой белой палатой.

Вдруг меня озаряет. Меня накачали наркотиками! О, да. Я улыбаюсь этой идее. Меня определенно накачали наркотиками. Но это меня не тревожит. Наоборот, это кажется…чудесным. Никогда не хочу выходить из этого состояния.

Медленно, как будто время перестало иметь какое-либо значение, я узнаю другой голос. Второй вступает в хор. Этот мне более знаком. Я закрываю глаза и впитываю его.

Опять же, медленно, звуки спора доходят до меня. Один голос сражается с другим. Что-то подсказывает мне, что мне нужно увидеть. Что-то подсказывает мне, что мне нужно вернуться. Это почти как тоска, тяга ко второму голосу. Потребность, желание увидеть, от кого он исходит.

Я моргаю, поднимаясь из глубины. Я чувствую свое тело как часть себя. Но, в то же время, это не так. Я существую исключительно в своем сознании. Я добилась окончательного разъединения.

Открыв глаза, я воссоединяюсь с миром и понимаю, что всё изменилось. Больше нет ярких огней люминесцентных ламп, появляется захватывающий вид на ясное голубое небо. Я чувствую тепло, но уже не изнутри, а извне.

Два спорящих, сражающихся между собой голоса снова окружают меня. Когда это закончится? Я не уверена.

В тот момент, когда я уплыла, должно быть прошла целая жизнь. Или наоборот не прошло ни минуты. Я не могу быть уверена, и это незнание дает мне блаженство. Я смотрю в сторону голосов. Я вижу двух Джереми. У одного волосы длинные и волнистые, как я всегда помнила. У другого короткая стрижка.

На одном из них безупречный темный костюм. На другом — слаксы и рубашка в клетку. Когда движение моей головы привлекает их внимание, один из них улыбается. Другой нет. А потом, как будто меня и нет, они снова обращают свое внимание друг на друга.

Больно. Глубокая рана поглощает меня. Я чувствую себя забытой. Она пронзает океан, по которому я дрейфую, и пронзает сердце, словно жестокие слова бывшего любовника. Почему два Джереми? Я не знаю. На данный момент меня это не касается. Нисколько. Дело в том, что ни один из них не ринулся, ни один из них не пришел ко мне…это причиняет боль.

Я начинаю плакать.

Все мое тело дрожит от эмоций. Но я не могу дать им волю. Я чувствую себя разбитой, разваливающейся на части. Я не чувствую своего тела. Это пугает меня. Мои руки? Ноги? Их словно привязали мне.

Это усиливает мое отчаяние. Я чувствую, что снова тону. На этот раз вместо теплых объятий я падаю глубоко под землю. В холодную, холодную грязь. В могилу тысячи жертв. Я продолжаю падать все дальше и глубже вниз, в место, где погасла всякая радость и пропала всякая надежда. В место, где могут блуждать только самые презренные души. В место, отведенное для самых отвратительных созданий на земле.

Я погружаюсь все дальше и глубже вниз, ниже и ниже в землю, теряя чувство собственного достоинства, счастья, боли. Я перестаю существовать.

Я просыпаюсь.

Моя ночная рубашка мокрая. Она пропиталась потом. Я тут же вспоминаю о мерзкой трубке, перекачивающей наркотики в мою кровь. Я хочу вырвать её, но обнаруживаю, что её нет.

Острая боль в животе. Голод. Жадный голод…как будто я не ела уже несколько месяцев. Скрючившись я хватаюсь за живот. Следующее, что я помню, это то, что я пытаюсь извергнуть пустое содержимое моего желудка на пол.

Слюна стекает по подбородку. Тьфу. Я дрожу. Я чувствую себя отвратительно. Мое тело липкое от пота. Где я?

Оглядываю незнакомую комнату. Темно, но есть окно с открытыми шторами. Я вижу звезды на ночном небе. Моя кровать большая, но неудобная. Матрас твердый, как камень. Подушки, на которых я проснулась, слишком большие. От них у меня болит шея. С тревогой мои руки перемещаются на шею. Ошейник, думаю я. Неужели он вернулся?

Я снова оглядываюсь в комнате. Она обставлена дубовой мебелью. Дорогие картины висят на стенах. Имеется книжная полка с томами книг. Рядом с ней находится дверь. Дверь. Выход.

Я медленно встаю и иду к ней. В этой комнате нет ничего неприятного. На самом деле, она похожа на своего рода жилище, которое можно найти внутри древнего дома, расположенного на побережье Новой Англии. Тем не менее, я ничего так не хочу, как выбраться отсюда.

Мои ноги дрожат, когда я перемещаю весь свой вес на них, но они держат меня. Я обнаруживаю пару тапочек у кровати. Они моего размера.

С этой мыслью воспоминания о моем времени, проведенные в темноте, возвращаются. Я помню дискомфорт. Страх. Полную и постоянную неопределенность. Опасение того, что принесет завтрашний день. Я вздрагиваю и пытаюсь отмахнуться от них. Но воспоминания цепляются за меня, как мох на валуне. Эта комната вызывает все эти чувства. Я сойду с ума, если дверь окажется закрытой.

Я спешу к ней и кладу обе руки на ручку. Вот и всё. Момент истины. Страх заставляет меня задержаться. Смелость заставляет меня двигаться вперед. Я толкаю ручку вниз. Она поддается. Дверь открывается.