Джессика Клер - Последний вздох

— Рэйган, — я слегка трясу её за плечо.

Она моргает сонными глазками и улыбается мне самой сладкой улыбкой по эту сторону экватора.

— Эй, милый, — говорит она, протягивает руку к моему подбородку, чтобы притянуть меня ближе.

Я изворачиваюсь и целую её в руку. Мое мрачное выражение лица сообщает ей, что что-то происходит.

— Что-то не так?

Я кладу руку на её лоб и разглаживаю морщинки, но мне нельзя задерживаться. Мендоза ждет.

— Боец, на улице Мендоза. Он готов вершить правосудие над Хадсоном. Ты можешь остаться здесь, скоро всё закончится. А можешь выйти на улицу и посмотреть. Решать тебе.

Она опускает руку и отворачивает лицо. Снаружи слышно, как готовят крест. Скоро они пробьют его плоть.

— Ты можешь остаться внутри, если хочешь, — я кладу ладно на её уши. — Так будет меньше слышен шум снаружи. А можешь, спустится вниз к холму. Там есть дом, где довольно громко играет музыка.

Не все в раю Мендозы согласны с его методами, а может, и согласны, но не хотят в этом участвовать. Но я принимаю этот вызов. Мендоза дает мне возможность расстрелять Хадсона или подвергнуть тому, что Мендоза называет судом. Я выбираю суд из-за пыток Рэйган, из-за похищения моей сестры, из-за моей потери рассудка. Возможно, этот выбор должна сделать Рэйган, но Мендоза пришел ко мне и выбрал.

Она приподнимается на локтях:

— Это будет очень плохо?

— Да, — не жалею я её. — После этого у тебя будут ночные кошмары.

Она печально улыбается:

— Они уже у меня есть. Может, это не станет ночным кошмаром. Возможно, это сможет убить часть моего страха.

Я качаю головой.

— Я не психолог. Я солдат. Не знаю, умерит ли это твой страх или станет воспоминанием, которое не сотрешь. Некоторые вещи…

Остановившись, я вспоминаю миссии в Афганистане и глаза спасенных мной девушек.

— Некоторые вещи не могут быть невидимыми.

— Но ты пойдешь туда?

Я киваю:

— У меня тоже бывают ночные кошмары. Он один из них. Я без сожаления посмотрю на его смерть.

— Я тоже, — она кладет на меня руку, и я чувствую жар между нами. — Пойдем.

Дениэл предупреждал, что это будет плохо. Я должна была догадаться, что он пытается меня защитить, ведь мы прошли через действительно очень плохие вещи.

Я вижу крест во дворе соединения и вздрагиваю.

— Они собираются…

— Да, — быстро отвечает Дениэл.

— Ох.

Мой желудок сводит судорогой от этой мысли. Я наблюдаю, как люди укладывают дрова для розжига внизу под крестом. Собирается целуя куча людей, повсюду люди. Толпа людей Мендозы с оружием в руках стоят, защищая кольцо, которое никто не пересечет.

Хадсон стоит неподалеку, прямой как жердь, глядя вдаль. Рядом с ним стоят два вооруженных человека, но он спокоен. У основания креста стоит на коленях ещё один мужчина. Его руки связаны, а голова опущена. Кажется, он плачет, ведь его плечи трясутся.

Мендоза стоит над ним, пламя позади них освещает эту жуткую сцену.

— Зачитайте его преступления, — он выдает инструкции человеку на земле.

— Карл Хадсон совершил, — он наполовину говорит, наполовину шепчет, слова перемежаются со всхлипами.

— Громче, — приказывает Мендоза.

Связанный мужчина начинает говорить громче:

— Карл Хадсон совершил развратные действия, за которые будет наказан. Он похитил тридцать четыре женщины, насиловал их и передавал своим помощникам до тех пор, пока те были живы. Две из этих женщин принадлежали Слезам Бога. Они принадлежали Рафаэлю и Мендозе, и были под их защитой. Прикосновение к любому из людей Мендозы означает смерть. Но для остальных тридцати двух женщин требуется больше, чем казнь. Мендоза и Слезы Бога требуют суда.

Мендоза поднимает руки к своим людям:

— Согласны ли вы, что Карл Хадсон должен умереть за свои грехи, и осужден Христом Искупителем на своем последнем пути.

— Согласны, — раздаются в ответ крики.

Я ненавижу этого мужчину, но не уверена, что хочу видеть, как его пригвоздят к кресту и сожгут. Сглатывая, я тяну руку к Дениэлу.

Он притягивает меня к себе, прижимаясь к моему телу, и шепчет мне в щеку:

— Ты не всегда должна быть сильной, боец.

Кивнув, я вдыхаю его запах, цепляюсь за него и обнимаю за шею. Я остаюсь здесь, потому что не хочу быть где-то ещё.

Когда звучит удар молотка, Хадсон начинает кричать. Удары молотка слышны снова и снова, а крик становится всё громче, и огонь трещит. Дым заполняет воздух. Я вдыхаю запах Дениэла, пытаясь заглушить запах горящей плоти, и прячусь в него, чтобы устоять на земле.

Через какое-то время крики стихают. Дениэл касается моей щеки:

— Это конец. Пойдем внутрь, боец.

Я не оглядываюсь назад. Мне не нужно видеть мои будущие кошмары.

Мы заходим внутрь и возвращаемся в палату Дениэла в лазарете. Дениэл садится на кровать, а Мендоза приходит за нами. Я сижу на стуле рядом с кроватью Дениэла, но меня напрягает эта отдаленность. Последнее, что ему нужно — это висящая на нем подружка, пока он говорит со своим старым другом. Но я хочу схватиться за него. Хочу зарыться в его плечо, чтобы он обнимал меня, пока я не справлюсь с этим.

Хадсон больше нас не побеспокоит. Он не придет ко мне и не захочет проверить мои зубы. Не будет ждать, когда я сломаюсь. Больше ни одна девушка не исчезнет в том подземелье. Сделав это, мы спасли многих, и справедливость восторжествовала, что гораздо важнее.

И я должна была бы чувствовать облегчение от всего этого, но на ум приходят только его крики, когда его прибивали к кресту. Мне плохо. Я могу попытаться быть несгибаемым бойцом, но не знаю, стану ли такой же жесткой, как Дениэл, если мы с ним останемся вместе.

Эта мысль беспокоит меня, пока Мендоза поправляет пояс, набитый оружием. Для него нормально ходить вооруженным до зубов, жить в фавеле, где люди и глазом не моргнут, когда их врага прибывают к кресту и сжигают заживо.

Для них это кажется безопасностью. Для меня это, как садистское порно.

— Как твои ранения? — спрашивает Мендоза, похлопывая Дениэла по боку, и замечает, как тот морщится.

— Ну, они не исцелились волшебным образом, — говорит Дениэл.

— Возможно, потому что ты слишком энергичен в своей больничной койке, не?

Он улыбается Дениэлу, а у меня вспыхивает лицо.

— Она целовала мои бо-бо, — легко отвечает Дениэл, — не будь таким злым от того, что вторая половина твоей постели холодна.

— О, да, чёрт возьми, — говорит Мендоза, и я снова смущаюсь.

Скрутив ноги под стулом, я пытаюсь претвориться, что Мендоза и другие люди не видели меня голой. Они не как Дениэл, они опасны и беспокоят меня, даже если они хорошие.

— Итак, — небрежно говорит Дениэл, глядя на Мендозу, а затем на меня. — Когда кто-нибудь расскажет мне, что случилось с моей сестрой.