Кристин Уокер - Семь способов тебя завоевать

А через несколько мгновений он отступил на два шага, развернулся и вышел из столовой, не сказав ни слова.

Я онемела и стояла так, пока не почувствовала, как мое плечо сжала рука. Рядом был Сай.

– Слушай, Люк Павел никогда не пропускает уроки. Если он прогулял, чтобы найти тебя, значит, ты ему точно небезразлична.

Дженна встала с другого бока, держа в руках наши рюкзаки.

– Пойдем, Блайт, – сказала она. – Пусть эти помешанные на скандалах спокойно поедят.

Мы вышли из дверей столовой и заметили, что к нам шагает заместитель директора Хинклер, которая выглядела как крыса, съевшая что-то кислое.

– Мистер Мейсон и мисс ДеЛука, возвращайтесь на ланч. Мисс Маккенна, пройдемте со мной. Нам с директором надо перекинуться с вами парой слов.

Сай и Дженна стояли возле меня, пока я не сказала им, что все в порядке. Дженна сжала мою руку, и ребята отошли. Сай сердито посмотрел на заместителя директора. Я была готова расцеловать этих отбросов, эмо, панков и «плохих» ребят. Никогда не знала более искренних и чутких людей.

Заместитель директора Хинклер, как и Дарлин, не позволила бы мне идти рядом с ней, поэтому я тащилась позади. И каждый раз, как я пыталась нагнать ее, она ускоряла шаг. У этой женщины серьезные проблемы с самоконтролем.

Мы дошли до помещения школьной администрации, и Хинклер прошла мимо всех секретарш так, будто их там не было. Я вежливо кивнула женщинам, и они робко улыбнулись мне. Даже Глэдис бросила на меня сочувствующий взгляд, сидя за украшенным котятами столом. Оказавшись в папином кабинете, Хинклер захлопнула дверь и встала возле папы, как часовой.

Папа указал мне на стул:

– Присаживайся, Блайт.

Я села. И догадайтесь что? Вышвырнула эту чертову маску леди прямо в окно. Я позволила злости и разочарованию, отражавшимся на моем лице, вырваться наружу.

– Никогда не думал, что встречусь с тобой в этом кабинете и при таких обстоятельствах. – Папа тяжело выдохнул, раздувая щеки. – Можешь объяснить это?

Он пододвинул ко мне листок бумаги. Мне даже не надо было смотреть на него – я знала, что это фотография Люка.

– Эту фотографию сделала я. – Больше я не стала ничего добавлять.

Седьмое правило врунишки: избегайте лжи, если это возможно.

– Ты не отрицаешь, что сделала ее сама? – спросила Хинклер, приподнявшись на носочках, – она, несомненно, радовалась моему признанию.

– Я же только что сказала вам это, – ответила я.

– На что? На фотоаппарат? На телефон? На что?

Голос заместителя директора стал резким.

– На телефон.

– Ты отправляла это фото кому-нибудь? – спросил папа, сложив руки перед собой на столе.

– Нет.

– У кого-то еще есть доступ к твоему телефону? – спросила Хинклер.

– Конечно, – ответила я.

– Кому, например?

– У кого? – исправила я заместителя директора. Она, нахмурившись, посмотрела на меня. – Дайте подумать. У многих. У моих друзей, брата… родителей, конечно.

После этих слов папа выпрямился и разгладил свой галстук. Он бросил взгляд на своего заместителя, которая, без сомнений, любила обвинять родителей в неподобающем поведении детей.

Он прочистил горло.

– Ты знаешь, как она распространилась среди учеников?

– Нет, не знаю.

И это тоже правда. Я не знала наверняка; да, у меня был главный подозреваемый, но не было доказательств.

– Ты, конечно, понятия не имеешь, кто отправил эту фотографию, – недовольно пробормотала Хинклер.

Я пожала плечами. Формально, заместитель директора не задала вопрос, а значит, от меня и не требовалось ответа. Я не знала, почему решила защитить Тару, ведь она даже не ходит в Эш-Гроув. Возможно, по привычке. Или я не хотела ябедничать. Или все дело в том, что я до сих пор не смирилась с тем, что она навредила мне таким образом. Я хотела во всем убедиться.

Папа опустил голову и взмахнул над фотографией рукой, будто отгонял все доводы:

– Суть в том, что она была отправлена всем по почте и сейчас находится на просторах Интернета. Так как ты сделала эту фотографию, то именно на тебя и падает подозрение.

– Как человек, ответственный за дисциплину, – сказала Хинклер, – хочу тебе напомнить о политике нулевой нетерпимости к издевательствам. – Ее глаза вспыхнули от восторга. – Это влечет за собой наказание в виде исключения из школы.

Папа поднял руку, чтобы остановить своего заместителя. И Хинклер закрыла рот.

– Конечно, нам не хочется этого делать, – сказал папа. Судя по кислому лицу заместителя директора, это заявление к ней не относилось.

Папа продолжил:

– Поэтому мы с моим заместителем пришли к такому решению. – Он посмотрел на самодовольное лицо Хинклер. Затем снова на меня. – Судя по надписи в школе, несмотря на мой официальный запрет, проходит «Гонка старшеклассников».

После этих слов меня охватила тревога. Но я ничем не выдала себя.

Восьмое правило врунишки: не позволяйте вашему телу предать вас и дать понять оппоненту, что вы блефуете.

– И как нам кажется, ты принимаешь в ней участие, – продолжал папа. – Хотя я искренне надеюсь, что это не так. В любом случае, если ты укажешь на учеников, которые ответственны за противоправную «Гонку старшеклассников», мы с моим заместителем согласимся скорректировать меру наказания и вместо исключения отстраним тебя на две недели от занятий.

Хинклер фыркнула:

– Я считаю, что это создаст опасный прецедент, но, конечно, не могу не согласиться с мнением директора Маккенна.

И она поджала губы.

Абсурдность сложившейся ситуации просто забавляла. Месяц назад, когда я не хотела даже появляться поблизости от Эш-Гроув, меня заставили прийти сюда. Сейчас, когда я хотела здесь остаться, угрожали меня выгнать. Они и правда думали, что могут так легко мной манипулировать? И если потрясут передо мной «личным делом», как косточкой перед собакой, то я для них станцую?

Будто я предам Люка, Дженну и Сая? Будто сдам всех, кто вовлечен в «Гонку старшеклассников»?

Будто я могла их предать! Будто была настолько жестокой! Или слабой!

Но не тут-то было.

– Я могу назвать вам всех, – соврала я.

Затем замолчала, позволив этой дезинформации просочиться в крошечный мозг заместителя директора и вызвать потоки слюны.

– Но не назову, – продолжала я. – Я не стукачка. Кроме того, я уже совершила ошибку, разрушив гонку. И больше так не поступлю.

Лицо заместителя Хинклер напряглось.

– Так ты принимаешь в ней участие? – прошипела она.

Папа молча смотрел на меня, ожидая ответа, и на его лице отражалось отчаяние. Я поняла, что ему все равно, что подумают члены школьного совета и как это скажется на его авторитете. Папа беспокоился за меня. Его заботили моя безопасность и мое будущее. А не собственные перспективы. Если бы этот вопрос задал он, то я сказала бы ему правду. Признала бы свою роль в случившемся и согласилась с любыми последствиями.