Мария МакДональд - Искажённая правда

– Не знаю, – ответил он.

Казалось, что моё сердце подскочило к горлу.

– Пойдём, – требует Айзек, и, вытащив меня вслед за собой, тащит по дорожке к своему дому.

И как только мы оказались в коридоре, Айзек прижал меня к стене. Он смотрел на меня всего несколько секунд, а казалось, что вечность. Выражение его глаз утратило всю серьёзность, и тот Айзек, которого я знала и любила, наконец-то посмотрел на меня. Это стало толчком, и, не раздумывая, я подалась вперёд, касаясь его губ своими. И прежде чем я поняла, что происходит – Айзек приподнял меня, направившись вверх по лестнице, а после – всего миг – и я падаю на его кровать.

Он вздыхает, рассматривая меня. Его челюсть сжата, и на какую-то секунду мне показалось, что вот именно сейчас он решит отвезти меня домой. Я могу только наблюдать за его лицом в темноте, но от меня не скрылся тот момент, когда он принял решение.

Не говоря ни слова, Айзек снимает свою одежду, а после и мою. Не торопясь, мужчина возвышается надо мной, а его тёплые руки впервые касаются моего тела. Нежные поцелуи, наполненные любовью, следуют за его пальцами. Айзек мягко и едва уловимо, словно пёрышком, касается моей кожи языком. Медленно поднимаясь вверх, Айзек смог пробудить во мне те чувства, что я никогда не испытывала рядом ни с одним другим парнем. Словно моё тело признаёт его. Словно мы созданы друг для друга.

Сердце в сумасшедшем ритме стучит в моей груди, и я почти забываю, как дышать. Со всей нежностью, на которую он способен, прикрыв глаза, Айзек коснулся своими губами моих. Этот мужчина заберёт мою девственность, моё сердце. И в этот момент я понимаю, что всегда буду принадлежать только ему.

Следующим утром я проснулась в одиночестве. Сонная, ошеломлённая и смущенная. Откинув покрывало со вздохом, я поняла, что лучше бы я всё продумала вчера. Но что бы сейчас не произошло, я не жалею, что отдала свою девственность Айзеку. Но я жалею, что сейчас, при свете дня, сбросив с себя всю одежду, открыла ему свой самый большой секрет. Я смотрю на свою грудь, живот, рёбра и бёдра – они покрыты синяками и порезами. Фиолетовый, желтый, зелёный и синий оттенки усеивают мою бледную кожу, а большие и крошечные порезы свидетельствуют о том, как давно эти увечья появились на моём теле.

– Айзек!

С криком спрыгнув с кровати и набросив на себя рубашку, я выбегаю из дома.

Слишком поздно.

Айзек был в дюйме от того, чтобы избить Чарли до смерти.

А после прозвучал обвинительный приговор.

То, что Айзек признал вину, никак не сказалось на приговоре – ему присудили максимальный срок в пять лет за нанесение тяжких телесных увечий. Помимо прочего, его с позором уволили из армии.

Он отказался встретиться со мной.

Шестью месяцами позже я начала пить и пропускать школу. А ещё спустя три месяца потеряла заслуженную с таким трудом танцевальную стипендию.

Я всё потеряла. В мои восемнадцать всё, о чём я когда-либо мечтала, разлетелось на осколки… Включая и меня.

Настоящее время

Запустив пальцы в волосы, я вонзаю ногти в кожу головы – эта боль на короткий момент помогает мне отвлечься от того праздника дерьма, в который превратилась моя жизнь.

– Чёрт! – Хмыкнула я, прислонившись плечом к грязной кирпичной стене, опуская руки вниз.

Сжав ладонь в кулак, я ударяю по кирпичной кладке, от чего кожа тут же треснула, и капельки крови медленно образуются вокруг свежих ранок. Не отрываясь, я наблюдаю за тем, как кровь струится по вытатуированному слову «Pain» [3] «Боль» на нижней половине пальцев моей правой руки. Буквы расположены над ногтями, а на левой руке в зеркальном отражении - слово «Alone» [4] «Одинокий» , занимая еще и большой палец.

– Лив, какого чёрта ты творишь? – Крикнула моя подруга Хелена, наполовину выглянув из задней двери тату-салона, в котором она работает.

Из-за исходящего от неё гнева, я отвожу взгляд в сторону. Вместо того, чтобы смотреть на своего единственного друга. Её тёмные волосы сбриты с одной стороны, а остальные – свободно лежат на спине. На её пальцах фиолетовые перчатки, а на ногах – рваные джинсы и байкерские ботинки. Хел одета в плотную красную майку с чёрным черепом. Большая часть её тела покрыта татуировками, но сейчас моему взгляду открыта только змея, что овивает обе её руки и поднимается к шее – как и у меня. Мы очень похожи. Примерно одного роста – невысокие. Раньше у нас обеих был естественный коричневый оттенок волос, но теперь Хелена перекрасилась в чёрный, а я – в платиновый блонд. У нас обеих есть несколько татуировок, и мы обе танцуем в «ShadowBox» – стриптиз-клубе в Лондоне.

Хелена подходит ближе, и я не могу игнорировать исходящий от неё гнев, когда она прикасается ладонью к моему плечу.

– Какого чёрта ты бьёшь проклятую стену? Покажи мне свою руку сейчас же, – требует она, хватая меня за запястье, и, перевернув ладонь, рассматривает костяшки. – Что случилось? – Тихо спрашивает девушка.

Её голос звучит мягче, а вместо гнева в нём слышится беспокойство. И я не уверена, что из этого хуже.

– Кое-какое старое дерьмо, – отвечаю, увиливая от ответа.

– Видимо, сегодня обойдёмся без татуировки, – прошипела брюнетка.

Вырвав ладонь из её хватки, я вздыхаю и, потирая глаза, отвечаю:

– Сегодня ты сделаешь мне чёртову татуировку, Хел.

– Я не делаю тату сумасшедшим, – парирует она, скрестив руки на груди.

– Да, ты делаешь. Каждый проклятый день.

– Хорошо, туше. Сучка.

Вся её холодность пропадает, и она вновь разворачивается к двери.

– Идём, давай приведём тебя в порядок.

Я следую за ней в пустовавшую сегодня заднюю часть салона. Я всегда прихожу этим путём. Передняя часть соседствует с кофейней на противоположной стороне дороги. Однажды я совершила ошибку, позволив Джимми – бариста, который там работает – затащить меня в постель. Этого не было в моих планах, так что, если бы не алкоголь – этого никогда бы не произошло. Однако, с той неудачной ночи интерес Джимми ко мне не угас. Не то чтобы я была против. В смысле, он на самом деле симпатичный: светлые неряшливые волосы с выбритыми висками, красивые глаза цвета меди и татуировки на всем его шестифутовом [5] 1,82 м теле, что, к слову, выглядит тоже очень даже неплохо. В то время как многие девчонки строят ему глазки, и, по крайней мере, три раза за день заглядывают к нему на кофе – я уж точно не вхожу в их число. Джимми горяч, но, несмотря на все свои достоинства, есть в нём один огромный недостаток – он не Айзек.

Я игнорирую тот факт, что за последние четыре года, которые Айзек провёл в тюрьме, он даже ни разу не позвонил. И всё с той же ужасающей легкостью игнорирую и тот факт, что хоть его и освободили пять месяцев назад – он так ни разу со мной не заговорил. Потому что неважно, сколько прошло времени, я не могу избавиться от той власти, что Айзек имел над моим сердцем. И не смогу никогда.