Татьяна Бочарова - Скрипачка

Полтора часа сна ее освежили, и к полудню Алька уже сидела в маленькой уютной Ленкиной квартире, удобно развалясь в стареньком кресле с деревянными подлокотниками. Бывать у Ленки Алька обожала — здесь она ощущала необычайный покой и комфорт. Тут все напоминало Альке родительскую квартиру, в которой прошло ее детство и которую она покинула шесть лет назад, восемнадцатилетней девчонкой. С тех пор ее помотало изрядно: сначала жила в общаге, потом по съемным комнатам и только в прошлом году наконец обрела свой угол, да и тот крошечный, почти пустой, со злобной Элеонорой Ивановной за соседней дверью. А в Ленкиной небольшой комнатушке с веселыми голубыми обоями так замечательно было болтать вечерами и даже ночи напролет. Тихо поскрипывал клетчатый, чуть потертый диван, таинственно поблескивало в углу старинное пианино, черное, тяжелое, с канделябрами по обеим сторонам. На секретере сидели две большие куклы, Маша и Наташа. Маша была без глаза, а у Наташи заметно поредели волосы, но Ленка их не убирала, и иногда, особенно в сумерках, Альке казалось, что Маша подмигивает ей уцелевшим глазом: что, мол, подруга, идут дела-то? Тогда Алька потихоньку подмигивала ей в ответ: дескать, ничего, дела идут, все хоккей!

Однако сегодня Алька на кукол не обращала внимания — слишком серьезным был повод, по которому она явилась сюда. Ленка была единственным человеком, которому Алька решилась доверить свой тайный план, потому что в одиночку ей, Альке, с таким делом просто не справиться.

Подруга слушала Алю молча, не перебивая, иногда чуть наклоняя голову в знак согласия, изредка вопросительно поднимая брови, но ничего не говоря. Наконец Алька умолкла и перевела дух.

— Ну что скажешь? — с надеждой поинтересовалась она.

— Скажу, что ты чокнулась. — Ленка поудобней устроилась на диване напротив Али, закинула ногу на ногу. — Где ты собираешься искать неведомого убийцу? Ты хоть примерно представляешь себе, что это такое? Все равно как найти иголку в стоге сена. И вообще, это же чертовщина! Ясно, что кипятильник включил Рыбаков, кого же мы будем разыскивать?

— Мне не ясно! — отрезала Алька.

— Значит, тебе нужно к психиатру, — спокойно констатировала Ленка.

— Но ведь я тебе все объяснила — только что, — в отчаянии проговорила Алька. — Если человек не признался…

— Из этого совсем не следует, что он не убивал! Мало ли, сколько преступников не сознаются в своих преступлениях, — что ж, всем верить, что ли, когда есть неоспоримые доказательства?

— Валерка не преступник!

— Аль, у тебя просто поехала крыша на почве того, что он отказался тебя трахнуть! Ты теперь из-за этого готова из него святого сделать. А он обыкновенный, поверь мне. Я-то его четвертый год знаю, и каким он был и каким стал. Копчевский правильно сказал — пить меньше надо, тогда и кипятильники включать не захочется. Ну чего надулась?

Алька сидела, сощурив глаза и закусив нижнюю губу — так она делала всегда, когда собиралась идти наперекор всему, даже здравому смыслу.

Ленка, прекрасно знавшая свою неугомонную подругу, улыбнулась:

— Черта лысого я тебе доказала, да?

— Угу.

— Вот горе мое! — Ленка насмешливо покачала головой. — Ладно, так и быть.

— Что? — Алька быстро выпрямилась в кресле.

— Будем искать вместе виртуального убийцу. Вот только вопрос где. Может, он во Владимире остался, а мы будем Москву-матушку перепахивать?

— Лен, ты прелесть! — Алька повисла у приятельницы на шее.

— Смотри не задуши. Выкладывай лучше, с чего ты собираешься начать, мисс Шерлок Холмс.

— С дома, где жил Кретов. Адресом Васька меня снабдил, остается пойти побеседовать с соседями — хоть какую-то исходную информацию добудем.

— Так и станут с тобой соседи разговаривать, — усмехнулась Ленка.

— Да почему? Ведь они должны знать про Кретова — как жил, кого к себе пускал…

— Удивляюсь я тебе, Алина, — перебила Ленка. — Уж, кажется, не первый год, как уехала из своего Воронежа, а все не привыкнешь. Тут Москва, а не деревня, где все всё про всех знают. В многоэтажках люди годами живут и не ведают, как зовут соседа за стенкой. Утром — на работу, вечером — с работы и на боковую, общаться некогда. Так что, боюсь, твои надежды не оправдаются.

— Я все же попробую, — твердо сказала Аля.

— Когда ты хочешь туда пойти?

— Завтра.

— Завтра? — Ленка задумалась, что-то прикидывая в уме, и огорченно развела руками: — Завтра я не могу. Должна быть в одном месте позарез. Это насчет мамы.

Алька сникла. А она так надеялась, что завтра уже что-нибудь удастся выяснить. Каждый день дорог — след настоящего убийцы теряется все больше. Не говоря о том, что такое лишний тюремный день для невиновного человека. Но об этом она думать не будет! Ясно одно — придется идти самой, потому что у Ленки действительно серьезные обстоятельства: тетя Шура, ее мать, серьезно больна, может быть даже неизлечимо. Ленка мотается по врачам, ездит с матерью на консультации, и грех Альке требовать от подруги, чтобы та непременно освободилась по первому требованию.

— Не бери в голову, Лен, — сказала Алька. — Я справлюсь сама.

— Может, послезавтра?

— Нет. Я уже настроилась. Не стоит расхолаживаться. Я чувствую, что мне должно повезти.

— Ну-ну. Позвонишь вечером, расскажешь, как тебе повезло. — Лена поднялась с дивана: — Пойдем обедать. Мама из больницы приходила, суп грибной сварила и котлет нажарила, объедение! С нашей работой забудешь, когда последний раз дома ела. Знаешь, не верится, что до четверга скрипку в руки брать не надо, а то я к ней приросла за время панихиды.

Оттого что насчет завтрашнего дня все определилось и от Ленкиной принципиальной поддержки на душе у Альки стало легко и спокойно. Она с удовольствием угостилась тети-Шуриной стряпней, а затем они с Ленкой вновь ушли в комнату — пить кофе. На сытый желудок Альке захотелось чего-нибудь высокого, и она предложила:

— Слушай, Лен, давай я тебе Лунную сонату сыграю!

— На фоно?

— Ну не на скрипке же, — захохотала Алька.

— А ты умеешь? — недоверчиво покосилась на нее Ленка.

— Ха, — самодовольно произнесла Алька. — Я, между прочим, на курсе по общему фортепьяно лучшая была, вот так! Мне иногда так поиграть хочется, а инструмента-то нет.

— Я б тебе свой с удовольствием отдала, а то стоит пылится, сто лет к нему не подходила и еще сто не подойду.

— Давай, — грустно улыбнулась Алька. — Я его в комнату поставлю, все мебель какая-то будет. И Элеоноре играть стану, когда она особо злая. Что-нибудь очень громкое.

Алька уселась за высокий инструмент, осторожно откинула крышку. Взгляду ее предстали пожелтевшие от времени клавиши.

— Ух ты! — Она даже зажмурилась от восхищения. — Настоящая слоновая кость! И не стыдно тебе — такое чудо стоит заброшенным. Ты б хоть пыль с него вытирала. — Алька провела пальцем по клавиатуре, оставляя светлую дорожку.