Елена Ларина - Талант и поклонники, или История Марианны Коварской, родившейся под знаком Козерога

А теперь надо потянуться, напрячь все тело, а потом резко расслабиться, сбросить усталость — тоже научили когда-то — и идти гладить. Вот только еще пакет остался — выворотила из-за шкафа, стоял в углу, на полу за Сережиным рабочим столом, и успел уже тоже покрыться пылью — я туда в прошлый понедельник не залезала, лень было. Пыль стереть — и назад, наверное, поставить. Хотя назад, пожалуй, не надо — убрать к Сереже в ящик, чтобы пыль больше не собирал. Любовь к порядку, приобретенная за годы супружества, меня когда-нибудь погубит.

Есть такая сказка — про Синюю бороду. У одного герцога было семь жен, и все они умирали загадочной смертью, и каждой новой жене он давал ключи от всех комнат и просил не открывать одну, только одну. Любопытная жена, разумеется, открывала дверь в эту комнату — и тогда уже ничего не оставалось делать, приходилось убивать жену. Что там было внутри — те самые любопытные жены или еще что-то, я не помню.

Я была наказана за свое любопытство. Черт знает на самом деле, за что я была наказана. Может быть, за то, что когда-то познакомилась с Сережей на остановке. Может быть, за то, что так быстро согласилась выйти за него замуж. Может быть, за то, что приняла условия игры и не пошла работать. Я наказана за то, что хотела выйти замуж и вышла — вот за что. Говорят же, что Бог наказывает людей тем, что исполняет их желания.

Я стерла пыль с этого несчастного пакета и попыталась упихать его в ящик. Ящики в Сережином столе никогда не запирались, из верхнего я сама часто брала то карандаш, то ручку, то бумагу, если нужно — там лежал Сережин диплом, старые пропуска, загранпаспорт, фотографии, мои документы — там не было ничего секретного, я сто раз туда лазила по его же просьбе и там было много свободного места. А пакет был не очень большой. Но когда я попыталась ящик закрыть это мне все-таки не удалось. И тогда я полезла внутрь, в пакет, чтобы распределить там все как-нибудь по-другому, чтоб он стал плоским — там было что-то прямоугольное, книги, наверное.

Внутри были кассеты. Фирменные, в ярких обложках. Какие-то боевики, три штуки, и один нормальный фильм — «Почтальон всегда звонит дважды», с Джеком Николсоном. Столько слышала, но никогда не видела. С Сережиной стороны это, конечно, свинство — мог бы сказать, что принес, он же знает, что я люблю хорошее кино. Принести принес, а сказать забыл. А может, это вообще не его, может, оставил у него кто-нибудь, тем более что в наборе с боевиками Николсон смотрелся странно — и не надо было мне лезть внутрь. Но раз уж я его нашла — грех было не посмотреть. Я всегда стараюсь смотреть фильмы с Сережей — ну, один раз можно, один раз прощу себе. Рубашки подождут, компьютер тоже подождет — мне просто не очень хотелось возвращаться к компьютеру, ничего хорошего там меня не ждало, ничего не вытанцовывалось, нужны были свежие впечатления.

Пойду, получу порцию свежих впечатлений — тихо, чисто, пусто, все убрано, можно лечь прямо на ковре, прислониться к дивану, и в холодильнике есть пиво, и почему бы не позволить себе пива после трудов? Дети не плачут, суп не выкипает, муж с работы придет еще очень не скоро. Сколько можно себя дисциплинировать, в конце концов?

До ковра я дойти не успела — опустилась на диван, да так и сидела там. В руке у меня была бутылка с пивом, открытая, пиво в какой-то момент пролилось, я автоматически посмотрела — куда, автоматически вспомнила сцену из «Красоты по-американски», когда она кричит мужу: «Ты испортишь кушетку!» Хороший фильм. То, что я увидела, было гораздо хуже.

Никакого Николсона на этой кассете не было. Я включила — и сразу пошло действие, без титров. Это было порно. Это было домашнее порно. Это было порно с Сережей.

Я досмотрела первую кассету до конца молча, не двигаясь. Потом встала, перемотала на начало, посмотрела еще пять минут, выключила и пошла в душ. Потом вернулась и посмотрела все остальные.

Это была какая-то незнакомая квартира, на всех кассетах одна и та же, большая комната с очень большим диваном, огромным, покрытым голубыми простынями квадратом — то, что раньше называлось «сексодром». Кроме дивана, почти ничего не было видно — камера стояла на одной точке. На стенах какие-то картинки, небольшие, маленькие корзиночки с засушенными цветами в паре мест — кто-то постарался, задекорировал (это Сережа так говорит: «задекорировал»; когда я услышала от него это слово первый раз, резануло — потом привыкла). И мощная лампа в углу — чтобы кровать было хорошо видно, и еще, судя по всему, есть лампы. А больше ничего не разглядеть, разве что край занавески.

Дверь, в которую входят и выходят, находилась где-то за камерой — в какой-то момент Сережа там, на пленке, встал и пошел явно к двери, прямо на камеру, голый. Член стал надвигаться на меня, во весь экран, я поняла, что меня сейчас стошнит, и закрыла глаза. Ощущение было, что он меня изнасиловал. Потом наконец я заставила себя посмотреть на экран снова — Сергея там не было, женщина лежала на кровати одна и, кажется, плакала. А может, это плакала я.

Комната на всех кассетах была одна и та же. Женщины были разные.

Я все время старалась найти объяснение. Оправдание. Понять — значит простить. Самое абсурдное объяснение, в какой-то момент пришедшее мне в голову — что это действительно было порно, заказной фильм. Что Сережа так деньги зарабатывал. Для меня.

Крайняя степень бреда. Этого быть не могло — но вот даже до этого я додумалась, настолько мне хотелось оправдать. Во что бы то ни стало. Мне было нужно оправдание — потому что, как ни смешно, я не хотела думать о нем плохо. Я это когда-то поняла, еще давно: думаешь о человеке плохо — он становится плохим, думаешь хорошо — становится хорошим. Даже если на самом деле он сколько угодно плох — но, пока ты думаешь о нем хорошо, пока ты сам пытаешься найти в нем хорошее, все что угодно — тебе легче. А тебе-то ведь в сущности ничего больше и не надо, ты ищешь комфорта. Любой ценой.

Я думала, конечно, о том, что у него могут быть любовницы. Ну не девочка же я, в конце концов. То есть я думала, что я должна быть готова к этому, так скажем. Иногда думала. Это прозвучит очень цинично, но мне не хотелось, чтобы меня застали врасплох. И вот, все равно застали — потому что не удалось мне приучить себя к этой мысли, не очень-то видно я старалась.

Мы живем вместе уже пять лет, у нас нет детей, есть женщины красивее меня, он все время на работе, почти меня не видит — а там множество людей, ездит в командировки, ходит по офисам, пьет на этих чертовых корпоративных вечеринках, которые я не люблю и не таскаюсь туда за ним хвостом, да и не принято всегда таскаться.

Я не ревнива. Черт знает, почему я не ревнива — я его любила, я радовалась тому, что есть, я знала, что все можно разрушить одним движением, что нельзя следить, нельзя не доверять — проще доверять, опять же. Наверное, именно потому, что я заранее была готова что-то простить — не знала что, но что-то, что-нибудь — наверное, от этого мне казалось, что ничего не было.