Дж. Уорд - Доля дьявола

Да, его отцу с этой бы дерьмовой процедурой здесь не понравилось бы. Хотя Уильям был бы скорее всего оказался бы в федеральной системе, а не в местной. Наверное, более шикарной. Хотя скорее всего нет.

Жаль, что ублюдка убили до того, как на него упал домоклов…

В кои то веки Макс не боролся с натиском ужасных воспоминаний, которые появлялись кратковременно, какими-то зарисовками — поркой, неодобрительным отношением… открытой ненавистью… появляющиеся у него периодически, как самое наихудшее слайд шоу. Он спокойно относился к ним, поэтому и не возвращался в Чарлмонт, и надеялся, что это был последний раз, когда у него в мозгу возникали воспоминания, связанные с отцом.

Находясь в других городах и в другом климате, в других часовых поясах ему было гораздо проще оставить все у себя позади.

Там было проще сделать вид, что ничего не было… никогда.

Краем глаза он заметил, как зашли двое, мать и сын, встав в очередь. Мальчишка казался тощим и долговязым, одни хрящики без костей, типичный шестнадцатилетний подросток. У матери была бесцветная кожа курильщицы и татуировок больше, чем у Макса.

Трудно было сказать, кто пререкался больше друг с другом.

Понятно, честный бой.

Когда ребенок, наконец, к чертовой матери заткнулся, он развернулся, как будто рассматривал возможность побега… и именно тогда увидел Макса.

Боже, Макс понял, что его бунт был слишком похож, на его бунты в этом возрасте, по сумасшедшим глазам парня и виднеющимся синякам. Макс прошел через то же самое. Когда отец бил ремнем хотя бы раз в неделю, просто из-за того, что ты что-то сделал, а чаще из-за того, чтобы попытаться в очередной раз сломить тебя, ты мог сделать только две вещи — или заткнуться или слинять.

Он выбрал последнее.

Эдвард выбрал первое.

Рэмси появился из задних комнат.

— Он готов встретиться с тобой. Давай.

Макс поднялся на ноги, парень все еще смотрел на него, как будто Макс для него был кумиром, которому стоило подражать. И Макс вдруг осознал, что если ты делал татуировки, слыл хулиганом и имел в глазах бешенный огонь, ты защищал себя не столько от людей, стоящих рядом с тобой…

… сколько от людей, которые были позади тебя.

От того, с ремнем и смехом, наслаждающегося твоей болью, потому что это заставляло его чувствовать себя сильнее.

— Макс?

— Извини, — произнес он Рэмси. — Я иду.

Он смутно проследовал по каким-то коридорам и блокпостам с решетками, а затем оказался в коридоре с несколькими дверьми, над которыми горели лампочки. Две были зажжены. Три потушены. Его провели к последней двери с зажженной лампочкой.

Рэмси открыл железную дверь, и Макс замешкался. В Эдварде было что-то такое, что всегда заставляло его чувствовать себя полной задницей, и это было совсем не потому, что они росли вместе и Эдвард разгребал все его проделки, Макс, на самом деле, часто был настоящей задницей.

Дело в том, что Эдвард был их вождем, их предводителем, их королем. А Макс всегда был шутом с психотическими тенденциями.

Вспомнив об этом, он все же заставил себя войти с поднятой головой, но ему не следовало особо беспокоиться, поскольку Эдвард даже не смотрел в сторону двери. Он сидел, опустив голову, сложив перед собой руки на столе.

Рэмси что-то сказал и закрыл дверь.

— Я так понимаю, ты уезжаешь? — Эдвард поднял на него глаза. — Куда направляешься?

Прошла пара минут, прежде чем Макс смог ответить:

— Не знаю. Главное не быть здесь, только это имеет значение.

— Я полностью тебя понимаю.

Макс выдохнул от напряжения и подошел к стулу напротив брата. Он попытался отодвинуть стул из нержавеющей стали, он тот не сдвинулся с места.

— Они прикручены болтами к полу. — Эдвард едва улыбнулся. — Я полагаю из-за того, что некоторые из моих сокамерников с трудом сдерживают свои эмоции. Готовые бросаться чем угодно.

— Я бы приноровился здесь.

— Ты бы смог, это точно.

Макс втиснулся на стул, колени и бедра уперлись о низ стола.

— Эта штука тоже прикручена болтами?

— Не доверяй никому, — Эдвард поднял палец.

— Разве это не из «Секретных материалов»? («Секре́тные материа́лы» — американский научно-фантастический телесериал, созданный Крисом Картером. Показ стартовал 10 сентября 1993 года и завершился через 9 лет, 19 мая 2002 года. За это время были сняты 202 серии. — прим. пер.)

— Это?

Опять воцарилась тишина.

— Эдвард, мне нужно тебе кое-что сказать прежде, чем я уеду.

«Ииииии вот почему это называется токсикозом», — подумала Лиззи, замедлив движение на своем полноприводной машины для газонов и наклонившись в сторону, почувствовав позыв к рвоте. Уже в четвертый раз.

Но она все равно была полна решимости объехать все свои владения.

Хорошая новость? По крайней мере, свежий воздух, солнце и запах травы плодородной земли были бальзамом для ее души. И что вы думаете, широкий простор открытого неба и уединение, которые помогли ей заснуть накануне, поразили ее всем гротескным манипулированием правовой системой, оказавшейся гораздо большей, чем просто брат, желающий защитить свою сестру и удержать подальше от документов о разводе.

Плюс ко всему, нужно было еще подумать об Амелии.

Лиззи выпрямилась и сделала глоток воды из бутылки, посмотрев на низ живота. А если у нее родится ребенок? И будет связан с именем Брэдфордов? Последнее, что она желала бы — это оказаться частью семьи в новостях и во всех социальных сетях, особенно касающейся того, что произошло в болотистой местности.

Но между прочим, Амелия может приехать домой на несколько дней, но все равно, даже если она не будет в Чарлмонте, о ней будут говорить, как о ребенке известной матери… бла-бла-бла.

Лиззи показалось, что это ужасно для девочки.

Лиззи ударила на газ и сделала резкий разворот, который заставил ее остановиться у ограждения. И пока она пыталась отыскать поваленные деревьев, подпрыгивая на кочках, упавшие ветки или столбы, она не переставая думала об Амелии, вспоминая все ее годы.

«Бедная девушка даже не знала, кто ее отец».

О нем не принято было говорить.

Опять взбираясь вверх по дальней оконечности фермы, выходящей на север, Лиззи остановилась и развернулась на своем сиденье. Опустив глаза на землю, которой владела, которая была полностью выплачена, она вдруг поймала себя на мысли — «Господи, у нее будет ребенок, которому она сможет все это оставить».

Полюбит ли он землю также, как она? Захочет ли он копаться в земле и выращивать семена, которые будут кормить людей, распространять вокруг себя аромат и настолько красиво выглядеть вокруг дома? Или он или она будут художником? Возможно, который найдет здесь вдохновение… или писателем, который будет просиживать долгие часы в одиночестве за клавиатурой в передней гостиной.