Джейми Каейн - Инструкция на конец света

способ провести эти годы так же хорош, как и другие, если не обращать

внимания на то, что она за это время ничему не научилась и ничего не

приобрела. Её наблюдения за иными культурами были лишь

поверхностными, увидев мир в его многообразии, она не обрела

мудрости, и всё это было, как мне кажется, всего лишь предлогом, чтобы

попробовать наркотики из экзотических стран. Как говорил мой папа,

это был её опиумный период.

Так как я ничего не отвечаю на её предложение поступить в

университет, она снова вздыхает.

– На самом деле, мне хочется, чтобы ты прошёл курс терапии, чтобы

оправиться после папиной смерти.

Теперь она меня шантажирует. Она жадно ждёт ответа, и мне некуда

деваться. Так что я отвечаю.

– Иди ты к чёрту, – говорю я. – Пошла к чёрту твоя терапия. Тебе она

ничего хорошего не дала.

– Неправда, – возражает она, будто не замечая моих оскорблений. –

Мне очень помог тот труд, что я проделала.

Меня умиляет, как она называет это «трудом», как будто после сеанса

у врача у неё болит спина, а в руке она сжимает квитанцию со своей

зарплатой. Уверен, что так она чувствует себя полезной личностью, хотя

на деле она бесполезна.

Проблема моей мамы именно в этом – она никогда не пыталась

приносить пользу. Она всегда думала, что достаточно просто быть

красивой.

Глава 6

Изабель

Я, наконец-то, могу выбраться из этой дыры.

Последние пять дней я провела здесь взаперти, умирая со скуки,

наблюдая за тем, как со стен осыпается краска, пока Ники бегает вокруг,

стуча молотком, прикрепляя всё, ведя себя так, будто мы оказались в

телешоу «Маленький домик в прериях», которое папа показывал нам,

когда мы просили посмотреть телевизор.

Сначала я не знала, за какое время можно добраться до города и даже

как там оказаться, но потом меня осенило: автостоп. Я вполне справлюсь

с этим. Мне надо всего лишь внимательно смотреть, какому автомобилю

голосую. Чтобы в нём не ехали подозрительные личности, серийные

убийцы и так далее.

Мне всего лишь надо выйти на шоссе, поймать попутку, и я смогу

уехать за сотни миль отсюда на несколько часов.

Меня останавливает только мысль о том, что мама может вернуться

домой в любой момент.

В любую минуту…

Даже когда прошла уже почти целая неделя? Я с ума схожу от

ожидания.

Кроме того, моя сестра вкалывает, как рабыня, на этой

непереносимой жаре, строит клумбы, приколачивая друг к другу доски,

выпалывает сорняки, копается в грязи с тяпкой по невообразимым для

меня причинам.

Она пытается привлечь меня к домашним делам, но действенного

способа для этого просто нет.

На это нет никакой надежды.

Вчера утром среди вещей в сарае я нашла лежанку, ещё я нашла

пляжное полотенце в ванной, достала бикини, забытое на дне ящика

комода. Потом я весь день читала журнал Cosmo, принесённый домой

контрабандой, его я обнаружила в маминой заначке. Нам, подросткам,

категорически запрещено было читать журналы, если только на них не

стоял заголовок вроде «Домашнее консервирование для подростков», но

папе никогда не удавалось убедить маму в дьявольском влиянии поп-

культуры.

Из-за которой мама, наверно, и сбежала.

С пятачка на шоссе, на котором мой телефон ловит ровно на десять

процентов, я отправила ей сообщений пятьдесят после отъезда, но всё

ещё не знаю, прочитала ли она хоть одно из них. В них написано что-то

вроде:

«Куда ты уехала?»

«Когда ты вернёшься?»

«Ты должна вернуться. Папа сходит с ума».

«Почему ты мне не ответила?»

«Папа оставил нас здесь одних. Я позвоню в службу опеки детей,

если ты не вернёшься ПРЯМО СЕЙЧАС!!!!!!»

И так далее.

Я не собиралась исполнять угрозу из последнего сообщения, потому

что, хотя я, возможно, могу раз-другой припугнуть этим Ники, чтобы она

оставила меня в покое, я осознаю, что, если позвоню в службу опеки, я, в

конце концов, окажусь в каком-то жутком доме для подростков, или в

приюте, или ещё где-то, и, скорее всего, стану сексуально озабоченной,

потому что в таких местах это – обычное дело.

На секунду я решила рискнуть, ведь только так я получила бы

приличный кондиционер, телевизор и человеческую еду, но потом

поняла, что это того не стоит.

Нет, мне надо найти маму.

Она единственная в этой безумной семье понимает меня, поэтому я

совершенно обескуражена тем, что она смогла уйти без меня. Она знает ,

как сильно я ненавижу это место.

Я абсолютно (почти) убеждена, что она рано или поздно придёт. Если

бы меня кто-нибудь спросил, я бы искренне ответила, что она всего

лишь уехала на продолжительные спа-процедуры и, возможно, побежала

на марафон по магазинам пока решает, как вытащить семью из этого

ночного кошмара.

Может быть, она подумывает о разводе, но это же не конец света.

Я имею в виду, что, насколько я вообще разбираюсь в жизни, жить

здесь – это конец света.

Я думаю, что плохая сторона жизни в том, что мне надо бы было

иногда приезжать домой к отцу, чтобы навещать его, а лучшая – в том,

что у мамы полно родственников в Южной Калифорнии – Лонг-Бич,

Ньюпорт-Бич, Хантингтон-Бич (все города заканчиваются на «бич»

( beach «пляж» – Прим.пер .)) – так что мы могли бы переехать с ней к

побережью и больше не притворяться кроткими монашками. Мы могли

бы пожить с кузинами, пока не найдём собственное жильё, которое,

конечно же, окажется престижным кооперативом с выходом к океану,

еще мы могли объедаться каждый вечер и никогда бы больше не

консервировали бы продукты.

Может быть, прямо сейчас она подыскивает нам дом.

На мгновение я испытываю приступ вины. Я люблю папу и всё такое,

и я совсем не хочу, чтобы они разводились, но ему жизненно необходимо

трезво посмотреть на все эти игры в выживание. В любом случае, он не

тот идеальный парень, каким хочет казаться.

Когда подходит к концу второй день приёма солнечных ванн, чтения

всех журналов « Cosmo», которые я смогла найти, Николь, еле волоча

ноги, возвращается из сарая, грязная и потная.

От этого зрелища мне хочется проверить свои ногти, я только недавно

их выкрасила в прекрасный апельсиновый металлик, который

ошеломительно сочетается с цветом кожи, и про себя я отмечаю, что

вечером надо нанести закрепляющий слой.

– Ты уже ужинаешь? – спрашивает меня Ники.

– Нет.

Она поворачивается и идёт к дому, её костлявые плечи опали, и мне

почти стыдно. Ники так сложно любить, у нас ничего общего, но она,

как-никак, единственный человек, которого я вижу в последние дни. Я

думаю, мне надо попробовать с ней подружиться или ещё как-то