Сара Александер - Умение не дышать

– А ты по-прежнему жалеешь, что погиб Эдди, а не я?

Отец замирает, потом медленно идет ко мне:

– Что? Конечно нет! С чего ты это взяла, скажи, ради всего святого?

Он прижимает ладони к моим скулам и держит меня так крепко, что я не в силах пошевелиться.

– Но я же слышала. На следующий день после того, как он пропал, в спальне ты сказал: «Почему именно он?»

Отец смотрит на меня озадаченно, потом прижимается губами к моим волосам и всхлипывает:

– Нет, детка. Я говорил не об Эдди.

– О ком же?

И тут я понимаю: ответ мне ясен.

– О Мике? Ты их видел вместе, да? В тот день на Пойнте?

Отец смотрит на меня вытаращенными глазами.

– Я все поняла, – говорю я. – Ты ее с кем-то увидел, пошел за ней, но она успела уехать. А потом ты нашел на берегу ее плащ, когда искал Эдди.

Отец печально кивает:

– Мик был бойфрендом твоей мамы до меня. Она его бросила ради меня, но потом, со временем, видимо, решила, что ошиблась. Между ними опять что-то произошло, когда вам с Эдди было по девять или десять. Она чуть было не ушла от меня, но я уговорил ее остаться. Она пообещала, что больше никогда с ним не увидится. Как я понимаю, обещание сдержать ей не удалось, и я ее за это наказал. А надо было дать ей уйти.

– Прости, папа, – говорю я пристыженно.

– Не надо извиняться. Я ушел от вас, от моих детей. И с этим мне придется жить.

У него такое лицо, словно он вот растает, как восковая кукла. Мне хочется обнять его и сделать так, чтобы он не растаял. Мы соединены между собой в нашей вине.

Он ненавидел не меня, а себя.

По просьбе Диллона мне разрешили зайти к нему на несколько минут и побыть с ним наедине. Он сидит в кровати, с подушками под спиной, и решает кроссворд. Никаких трубочек к нему не тянется. И ванилью не пахнет. Но он все равно худой как щепка.

Увидев меня, он выпрямляется и протягивает ко мне руки.

– Ходят слухи, что ты славно поплавала, – говорит Диллон, крепко меня обнимая.

Чувство такое, что мы снова неразрывно связаны, и впервые со дня своего «заплыва» я рада тому, что жива. Вся злость на брата, распалявшая меня еще несколько дней назад, испарилась. Видя его здесь, в больнице, я понимаю, что с ним сотворили семейные тайны.

– Точнее, поныряла, – улыбаюсь я.

– Господи, Элси… Я не знал, что это может оказаться настолько опасно!

Он подвигается в сторону, чтобы я могла сесть рядом с ним.

– Ты ешь сам, Дилбил? Никаких трубочек?

– Понемногу. Мне дают по полпорции еды. Говорят – не буду есть, опять глотку разрежут. Я не хочу торчать в закрытой палате.

Голубые глаза моего брата кажутся слишком большими на осунувшемся лице. Не могу удержаться и пристально смотрю на него. Я все еще в поиске ответов.

– Теперь все хорошо с тобой? – спрашивает Диллон.

– Легкая инфекция. Я отключилась и наглоталась морской воды, но в целом все нормально.

Диллон вдруг наклоняется ко мне и еле слышно произносит:

– Слушай, у нас всего несколько минут, а потом придут мать с отцом на сеанс семейной психотерапии. Ты футболку нашла?

Я киваю. У меня нет сил рассказать обо всем, что произошло за последние несколько дней.

– Да, нашла. Дэнни ее прятал. А ведь ты даже не знаешь, кто такой Дэнни, да?

Диллон качает головой.

– Он – двоюродный брат Тэя. Он в ту ночь тоже был на Ханури-Пойнт. И все видел. Послушай… Тэй мне все рассказал. Теперь уже все знают, и это была не твоя вина.

Диллон плачет. Меня словно бы подбрасывает вверх, как поплавок, но я овладеваю собой, погружаюсь и стараюсь успокоить брата.

– Почему ты не пошел и не позвал кого-нибудь на помощь? Почему никому не рассказал, что случилось? – шепчу я.

Я все еще не могу понять, как это вышло, что три человека могли так долго молчать.

Диллон утирает слезы:

– Сто лет мне казалось, что я все это выдумал или что мне это приснилось. А потом у меня начались жутко яркие ночные кошмары. А когда я наконец понял, что все это могло случиться по-настоящему, я решил, что теперь уже слишком поздно. Я знал, что Эдди погиб, и я не хотел, чтобы отец и мать узнали, что я нашел его тело, но не вытащил из воды. Мне было так стыдно. Я боялся, что это разрушит нашу семью. И вдобавок моя кровь была на футболке Эдди.

– Что?! Почему?

– Когда я искал Эдди, я ударился головой о камень. Тэй пытался мне помочь и прижал мокрую футболку Эдди к моему затылку. Я это помню как в тумане. Наверное, у меня было небольшое сотрясение мозга.

Представляю, как Тэй пытается помочь Диллону. Это как-то плоховато вяжется с образом Тэя, который не вытащил тело моего брата-близняшки из воды.

Повторяю Диллону, что он ни в чем не виноват.

– Почему же ты позволил мне влюбиться в Тэя? – спрашиваю я. – Ты же все знал!

– То, что ты в него влюбилась, ко мне никакого отношения не имеет. Даже тогда, когда я ему чуть нос не сломал, ты все равно за ним побежала.

Пристыженно киваю.

– Ладно, это не важно, – говорит Диллон и берет меня за руку. – Тайное стало явным. Теперь надо с этим разбираться.

Я еще не сказала ему, что Эдди не погиб бы, если бы не я…

– Я отдала Эдди его футболку, – говорю я.

Мы слышим шаги в коридоре.

– Все будет хорошо, Дил. Только… пообещай мне кое-что, ладно?

– Что?

– Просто ешь.

Диллон прижимает тощую руку к животу и шумно выдыхает:

– Постараюсь. А ты пообещай, что будешь просто дышать.

– Постараюсь, – отвечаю я.

Для сеансов семейной психотерапии не обязательно, чтобы присутствовали все члены семьи. Не обязательно даже, чтобы присутствовал Диллон. У него сеансы психотерапии с разными людьми раз в неделю.

Я прохожу психотерапию с родителями. Иногда – с Диллоном, иногда – без него.

Мы говорим о чувстве вины, о тайнах, о правде. Иногда ко мне возвращается ларингит, и я молчу, а бывают случаи, когда я кричу или ухожу. Но со временем каждый из нас рассказывает свою историю.

Все видели маму с Миком в тот день. Отец, Диллон, Тэй, Дэнни.

Мама снова и снова повторяет, что в тот день, когда утонул Дэнни, она пошла на Ханури-Пойнт только для того, чтобы порвать с Миком. А я вношу уточнения и говорю ей, что видела ее в «Черном ласте» с Миком в тот день, когда я отправилась на поиски Эдди.

– Мне было так одиноко, – говорит мама. – Я была напугана, я теряла каждого из вас, вы все от меня ушли. Я пошла туда только для того, чтобы с кем-то поговорить, чтобы не быть одной.

– Что-то было? – спрашивает отец.

– Они целовались, – говорю я.

– Один-единственный поцелуй, – оправдывается мама. – Прощальный. Он был так добр. Он мне сказал, что присматривает за тобой, Элси. Чтобы уберечь тебя. Даю слово: ничего не было между нами. Да и было-то пару раз до гибели Эдди, а потом – ни разу. Клянусь.