Клари Ботонд - В садах чудес

— Но кто же скрыл свиток в песках, боги или злые духи? — снова задал вопрос Йенхаров.

— Вероятно, после гибели очередного соблазненного ими человека свиток оказался в этом пустынном месте. Злые духи не могли его взять, но сумели окружить мерзкими тварями, — ответил Бата.

— Зачем? — прервал его Йенхаров. — Ведь они хотят, чтобы свиток попал в человеческие руки. Ведь только из рук соблазненного ими человека они могут получить этот свиток?

— Думаю, им не нужно, чтобы свиток оказался в руках человека случайного, — вмешался Сет Хамвес.

— Да, — согласился Бата. — И я полагаю, что ты Сет, прав.

— Но все равно это не объяснение, — пробурчал Хари.

— Совсем не нужно, чтобы все в мире имело свое объяснение, — сказал Сет Хамвес.

Бата снова согласился с ним и продолжил свой рассказ.

— Марйеб молча подал знак нам, мне и Ахуре. С корабля спустилась все та же веревочная лестница, и мы легко сошли на песок. Ахура не приблизилась к своему супругу. Я тоже остановился поодаль.

Марйеб сделал несколько шагов, но и он не подошел близко к нам. Он протянул Ахуре свиток. Жест его выражал некую величественную покорность судьбе. На миг мне показалось, что еще не поздно, что Ахура не возьмет свиток, не решится прочесть роковые слова. Но я ошибся.

Она взяла свиток из пальцев Марйеба, развернула отрешенно, и на какое-то мгновение лицо ее было скрыто за развернутым свитком. Но вот свиток легко скользнул на песок. Я увидел лицо Ахуры… Не могу вам описать…

Она посмотрела на нас обоих, не произнося ни слова. И внезапно упала на мягкое песчаное ложе, словно стебелек, надломленный порывом ветра.

Марйеб не шелохнулся. Я бросился к Ахуре, склонился над ней, взял в свои дрожащие пальцы ее тонкое запястье, смотрел на ее лицо. Сердце не билось, глаза закрылись. Ахура была мертва.

Странно, но оба мы, и Марйеб и я, со стороны показались бы совсем спокойными. Никаких признаков бурного отчаяния. Никто из нас не плакал, не бил себя кулаками в грудь. Меня поразило то, что Марйеб молча подошел не к мертвой жене, но к свитку, свернул его, не глядя, вложил в золотую шкатулку, поместил золотую шкатулку в серебряную, серебряную шкатулку аккуратно вставил в шкатулку из слоновой кости, затем пошли в ход оба сундучка — деревянный и бронзовый, и наконец все было вставлено в железный небольшой сундук. Только после этого Марйеб обернулся ко мне и сделал мне знак приблизиться. Я подошел совсем близко. Марйеб отдал мне железный сундук. Я направился к нашему кораблю. Я понял, что надо оставить Марйеба наедине с мертвой Ахурой. Чуть позже я заслышал его шаги. Он ступал медленно, шел за мной. Тогда я обернулся. Марйеб нес на руках мертвую Ахуру. И вновь спустилась веревочная лестница. Я беспрепятственно взошел на палубу, за мной поднялся Марйеб.

Но корабль не взлетел, а наоборот чуть погрузился в песок. Марйеб молча сделал мне знак спуститься и оставить сундук на темной земле, которая все еще зияла, окруженная песчаными выпуклостями. Я так и поступил, затем снова поднялся на корабль. И снова корабль не взлетел, но погрузился в песок еще на локоть, примерно. Тогда спустился с корабля Марйеб, положил на песок мертвую Ахуру и рядом с ней — железный сундук. Но когда Марйеб поднялся на корабль, корабль вновь не взлетел и погрузился в песок еще глубже.

Тогда Марйеб сделал мне знак спуститься. Вдвоем, молча, мы вырыли деревянными веслами, взятыми из рук деревянных гребцов могилу в песке и погребли Ахуру в пустом продолговатом деревянном ящике, который нашли на нашем корабле. Тотчас же песчаные волны сомкнулись и скрыли от нас погребение. И стало так, словно бы никогда и не было на свете прекрасной Ахуры.

И снова мы взошли на палубу нашего корабля, я по-прежнему нес железный сундук. Наш корабль легко поднялся в воздух. Снова окружила нас приятная голубоватая прохлада. Не знаю, сколько времени миновало. Я ощутил тяжесть в груди и пустоту в душе. Раздавшийся внезапно голос Марйеба поразил меня, за время нашего общего молчания я отвык от звуков человеческих голосов. Но Марйеб еще не успел заговорить, когда я заметил, что корабль стремительно снижается. Голубоватая лента, вьющаяся среди зелени, обернулась нашей полноводной рекой. Мы приближались к острову, к нашему острову, к Дому Чародея.

— Бата, — сказал Марйеб. — Я виноват перед тобой.

Но после всего случившегося я не мог ни в чем его винить.

— Нет, нет! — поспешно и искренне возразил я.

Корабль опустился на воду. Тотчас же ожили гребцы и заработали веслами.

— Бата, — сказал Ми, — не отговаривай меня. Я и вправду не могу поступить иначе. Теперь не говори, не говори ничего. Свиток я оставлю тебе. Я знаю, ты не развернешь его. Если меня не будет, скажи отцу, чтобы он похоронил свиток вместе со мной.

И я ничего не сказал, не стал отговаривать, хотя уже понял, на что решается мой друг.

Он не стал раздеваться, встал на корме, поднял руки и чуть закинул их за голову. Я увидел, как мелькнуло тело, всплеснулась вода. И снова странно — я не заплакал. Только подумал, как же Неферкептах похоронит сына, как отыщет его тело. Я считал, что Марйеба и Ахуру погубили злые духи, что ни тот, ни другая ни в чем не повинны.

Но едва корабль вошел в гавань, как я услышал погребальный плач, увидел на берегу людей в траурных одеждах. Тело Марйеба нашли на берегу. Я сошел с корабля и увидел моего друга лежащим на берегу. Он был все в той же бело-голубой полосатой набедренной повязке, на шее золотая цепочка. Глаза его были закрыты. Лицо его уже стало лицом мертвеца с этим странным мертвым выражением. Отец и мать плакали над ним.

Корабль начал стремительно уменьшаться и вскоре превратился в деревянную игрушку. Я взял его в руки. Нес я и железный сундук.

Неферкептах поднял голову.

— Несчастье у тебя в руках, — хриплым от слез голосом обратился он ко мне. — Ты прижимаешь несчастье к своей груди.

Что-то он уже знал и сам, благодаря своему магическому искусству, остальное я ему рассказал.

Он долго отказывался похоронить свиток вместе с сыном. С трудом я разжалобил его.

Силой магии он воздвиг заколдованную гробницу, где и было погребено тело Марйеба.

После погребения я, измученный, с опустошенной душой, заснул в родительском доме. А когда проснулся, увидел себя лежащим у ворот какого-то незнакомого города. Одет я был в грязные лохмотья. Я понимал язык, на котором говорили люди в этом городе. Ни отца, ни матери, никого из близких и друзей я не мог найти. Я помнил, что многому учился и многое умею. И вдруг с ужасом обнаружил, что разучился читать и знания мои покинули меня. Нашел я рыночную площадь и сделался носильщиком, после нанялся в пекарню. И долго жил в бедности, терпел унижения, пока наконец не женился на дочери одного ткача. Отец моей жены обучил меня своему ремеслу. Я прожил на земле более сорока лет, у меня было трое детей. Своим близким я не рассказывал правды о себе, сказал только, что отец мой был садовником и состоятельным человеком, но разорился, когда ураган разрушил город, где жили мои родители и я.