Ксения Иллюзия - Пожалей меня, Голубоглазка

— Он внушал доверие. Предложил отвезти тебя в больницу, но я отказался. Не знаю, почему, это не объяснить. Может, твои слова, когда ты металась, сгорая в температуре, или твой вид… Он дал денег на фрукты, лекарства, телефон личного врача. Привез одежду твою… Звонил часто, интересовался. Я был больше чем уверен, что вы с ним просто не нашли в чем-то компромисс, как это часто бывает. Тем более, он приходился отчимом, не родным отцом, в чем признался сразу.

— Какие слова?

— Что?

— Какие слова я говорила?

— От кого-то постоянно отмахивалась, просила уйти, пыталась бежать. Теперь-то я понимаю, от кого, а тогда стало просто жаль. Ты выглядела такой мелкой, худенькой… Да и не доверяю я эскулапам. Тебе Стрела не рассказывала, как чуть не умерла?

— Нет.

— В общем, врач отчима оказался толковым, иного я и не ждал. Чтобы "большой человек" вверил себя в руки шарлатана?

— О да, себя папенька любит.

— Прописал тот всякого дерьма и бульоном поить велел. Я поил, носил тебя на руках по квартире, на коленях держал, пока комнату проветривал. Отчим твой деньги через посыльных отправлял регулярно, и какую-то часть я тратил, конечно, остальное — откладывал, копил. Не мои же были…

— Почему уехал?

— Сбежал. Хотел мужских дел, серьёзных. С тобой себя зверем в клетке чувствовал. Задыхался. А тут Леший позвонил, предложил кое-что, и я понял, что вот он, шанс.

— Не жалеешь?

— А толку? Все равно не изменить. И потом, мы же вместе, — обнял ещё крепче. — Теперь я без тебя задыхаюсь, так что квиты.

— А я не узнала тебя. Чувствовала связь, но не узнала, пока Людка…

— Не говори о ней! Трясет всего от одного имени!

Ая засмеялась, потерлась щекой о его плечо, как кошка.

— Мне её жалко.

— Жалей на здоровье, но когда меня рядом нет. Чтоб не видел с нами вместе эту пустышку!

— Грозный какой…

— Романович…

— Хочу банана с майонезом.

— Минуту. Я вместе с деньгами оставил карту. Специально для тебя. Отметил красным кружком место, куда уехал, и написал пару слов. Чтобы знала и могла найти, если понадоблюсь. Первое время дергался, понимал, что вряд ли приедешь, но все равно ожидал подспудно, нервничал, а потом успокоился, решив, что домой вернулась. Значит, наладилось всё у тебя. Значит, правильно поступил. Закрутилось, завертелось… Ошибался.

— Когда ты приезжал?

— Давно. Увидел дверь искореженную, соседку послушал, ни х*я не понял.

— Не ругайся.

— Прости, вырвалось. Она мне конверт передала.

— Дошел все — таки?

— Я помню ту верёвку, сам же запястье твое "украшал". Думал, забыл все, а увидел и сразу вспомнил. Решил, что порвав её, со мной порвала. Догадывался, что обижена, и обстоятельства складывались так, что решил не настаивать, отпустить, прекратить поиски. Да и отчим твой рекомендовал…

— Ты и с ним виделся?

— Было дело.

— А мама?

— Не видел. Почему не съездишь?

— Боялась, увижу — вернусь насовсем, а нельзя.

— Теперь и не сможешь, на любой планете достану.

— Людка ездила каждый год, открытки отправляла. Чтобы мама знала, что со мной все в порядке.

— Чего не сама?

— Чтоб никаких зацепок не оставить.

— Глупенькая, Людка твоя — главная зацепка.

— Да и некогда мне было…

— Да и подружке очередную радость устроить, да?

— Издеваешься?

— Конечно.

— Ну не гад ли…

— Романович…

— Веревочка та… В последнем бою порвалась, — Ая вздохнула, а Костя начал гладить её живот, — и в волосах запуталась, представляешь? В больнице нашлась… Это был знак для меня. Если оставались какие-то сомнения… но их не осталось, ни единого.

— Прости меня, Голубоглазка, — сполз ей в колени и прижался щекой к животу. — Прости меня, ладно?

— Прощу.

— Сейчас прости.

— Сейчас прощу.

— А я тебе за это банан с майонезом… ой!

— Что? — Ая неуклюже приподнялась и посмотрела на Костю, подскочившего от удивления и в ужасе уставившегося на живот. Даже в темноте было видно, как он напуган.

— Это, — показал пальцем на пупок. — Что это было?

Ая откинулась на подушки и рассмеялась в голос.

— Голубоглазка…

— «Ты прощен» это было. Ой, не могу! Видел бы себя сейчас!

— Вот! Опять! — заорал, тыча пальцем, как ненормальный.

Ая больше не могла — схватилась за живот, заболевший от смеха, и повернулась на бок, согнув ноги. Романович принялся скакать вокруг кровати.

— Угомонись, бешеный, — попросила, вытирая одной рукой выступившие слезы. — Дочь не успела поздороваться, а папаша уже с ума сошел.

— Что? Кто? Какая… дочь?! — Костя упал на пол, больно приземлившись на колени. — Как дочь? — подполз к Ае и развел в стороны её руки. — Дочь…

— Станешь молиться, как Соплев?

— Дочь… моя девочка…

— Наша.

— Как это она делает? И давно?

— В день моего звонка.

— И ты молчала?

— Не хотела, чтобы ты волновался на расстоянии.

— Откуда знаешь, что дочь?

— Отпусти руки, не знаю.

— Тогда…

— Чувствую. Хочу девочку.

— Нет, — Костя по очереди поцеловал руки Аи и с важным видом поднялся. — Парня родишь. Мне союзник нужен.

— Мясо разделывать?

Она так внимательно на него посмотрела, что Косте стало не по себе.

— Пойдем на кухню, кое-что покажу.

*****

Ая пошла как была, голой, напоминая царицу, а Романович, ступая позади, сложил ладони и поднял вверх глаза. «Благодарю тебя, Боже!» мысленно обратился к Всевышнему, хотя не считал себя верующим.

— Показывай, — девушка уселась на стул и обвела взглядом кухню.

Костя достал из холодильника маленькую коробочку, открыл и положил Ае на колени. И пока она приходила в себя от неземной красоты кольца, обнял со спины и прошептал в ухо:

— Нравится? Я взволнован.

— Кто же хранит драгоценности в холодильнике?

— Ты вышла из душа так неожиданно…

— Нравится.

— Хочешь, дам поносить?

— Хочу.

— Только с одним условием.

— Так и знала. Ну!

— Носить будешь до конца моих дней.

— Как ты мог? — раскрасневшаяся Ая пылала праведным гневом. — Как ты мог так поступить? Я даже боюсь спрашивать, что случилось с остальными!

— Не спрашивай.

Костя с невозмутимым видом вел автомобиль, глядя на дорогу и стараясь сдержаться. Давно не ругались, можно было и потерпеть.

— Господи…, - жена закрыла руками лицо. — Монстр!

— Значит, я? По-твоему, пусть такие, как твой папаша, и дальше наслаждаются жизнью? Так радуйся, он наслаждается.

— Разве это жизнь? — отняла руки и повернулась к нему. — Жизнь?

— Да, черт возьми! Слабо стало? И потом… с чего ты решила, что это я? Он же попал в аварию сам, я под мост на веревочке не тянул.

— Сам. И язык — сам.

— С такой высоты не мудрено прокусить не только язык.

— А подушки безопасности, почему не сработали?