Александра Гейл - Заставь меня ошибиться (СИ)

Иными словами, все лучшее, как обычно, досталось бесстыжим мужчинам. И пока я запихивала в себя натуральный йогурт, запивая его дурно сваренным кофе, они восхваляли выпечку, аж причмокивая от восторга. Мне кажется, они это специально… Может, в отместку за холодный кофе, может, просто потому, что могут, но я точно знаю, что придумал это Гастон! Как и любой пластический хирург, он мечтает посадить всех женщин мира на диету, сделав нас несчастными и озлобленными. Но если раньше я лишь подозревала, что сам он лицемерно лопает, что под руку попадется, то сегодня в этом убедилась. Представьте себе, он не только приговорил три булочки и пару кусков бекона, но и облизал пальцы! Даже то, что предварительно извинился за свое поведение, его не оправдывает.

Так, останавливаемся и успокаиваемся. Гастон не виноват в том, что я лишена радостей жизни, он не запихивал меня в чужой дом, где погибла невинная женщина. Напротив, помог, как сумел. Лишил нормальной пищи, возможности выйти замуж и родить детей, но уж после того, что я сама с собой сделала, это лучше четырех стен камеры… Нечего его демонизировать!

Просто сегодня мне очень обидно, ведь несколько лет назад я стала отчаянно мечтать о такой жизни, какую мы сейчас разыгрываем перед местными жителями. За последний год я десятки раз представляла, как, не открывая глаз, повернусь в кровати и наткнусь рукой на мужчину, не являющегося объектом задания. Сегодня это случилось. И хоть знаю, что ничего не изменилось и винить некого — отчего-то я ни разу за все утро не взглянула в глаза Гастона, предпочитая мысленно проклинать его всеми возможными способами.

Я сижу на полу спальни и перекладываю из чемодана в рюкзак вещи, которые могут пригодиться при первом осмотре концертного зала. Надо будет перенести их в студию, но для этого надо попросить о помощи, а мне совсем не хочется соваться к мужчинам со своими мелкими проблемами… даже меньше, чем таскать это полдня одной.

— Ты на нервах, — раздается голос от дверей, и я подпрыгиваю, лишь подтверждая сказанное.

— Немного, — отвечаю уклончиво.

Гастон закрывает дверь, подходит ближе и усаживается рядом, намереваясь слушать. Эдакий заботливый психотерапевт.

— В чем дело?

— Гастон, я сама разберусь, хорошо? Я знаю, что ты считаешь, будто после прокола на прошлом задании я нуждаюсь в пристальном внимании, но это бред. Нельзя все предусмотреть. Ладно комиссия, но почему этого не понимаешь ты?

Казалось бы, я все делала правильно, даже лучше, чем всегда. Ни разу не попалась на шпионаже, все успевала в срок, ни разу даже подозрительного взгляда не удостоилась… И сейчас, когда мне говорят, что я облажалась, я начинаю подозревать себя в шизофрении. Чего же я, по всеобщему мнению, не заметила?

— На прошлом задании не было прокола, — внезапно огорошивает меня он.

— Но ты… ты же… — задыхаюсь. — Вчера ты мне сказал, что это моя ошибка, и комиссия…

— Комиссии нужен виноватый, потому что они никогда не считаются с человеческим фактором. Но то, что ты была подругой мужчины, который не рассказывал тебе о своих криминальных делах означает одну из двух вещей: либо он тебе не доверял, либо дорожил. — Опешив, пытаюсь подобрать челюсть или хотя бы оторвать взгляд от светлых, до прозрачности, глаз Гастона. — Я долго копался в материалах, пытаясь понять, что мы упустили, но выяснил, что подвоха нет. Просто твой объект не был бессердечным придурком. Ты бросилась под колеса машины, чтобы задержать отъезд наркодельцов до прибытия команды перехвата. Выдала себя, но он все равно внес бешеный залог, чтобы присутствовать на инсценированных похоронах.

Подробности окончания прошлого проекта становятся для меня полной неожиданностью. Да, меня сбила машина, я отключилась, а проснулась в Новом Орлеане в знакомой реанимационной палате тайного медцентра, где заправляет Гастон. Мое внимание виртуозно переключили на другое: на состояние здоровья и проблемы с комиссией. Я знала, что задание выполнено, но как именно все закончилось, мне никто не сказал. Совместимые с жизнью травмы, эвакуация на вертолете, максимальные изменения внешности, неопределенное будущее. Таких потрясений хватило, чтобы забыть о человеке, с которым я провела целых восемь месяцев. И, кажется, сегодня впервые испытала к нему хоть какие-то чувства. Когда осознала, что являлась для него не просто игрушкой.

— Что ж, спасибо за вторую точку зрения, — отвечаю, стараясь не выдать, как удивлена собственной черствостью.

— Обращайся, у меня их всегда много.

С этими словами Гастон встает с пола и протягивает руку, помогая подняться мне.

Концертный зал стоит немного в стороне от остальных городских построек, видимо, чтобы любители декаданса сполна оценили мрачное великолепие его одиночества. Окружающая темная зелень оттеняет стены из темно-серого камня, местами даже вползает по ним и забирается в разбитые окна. По площади здание небольшое, но устремленное ввысь этажа на три, немножко готическое… При таких габаритах, должно быть, оно некогда было очень уютным, но нынче в плохом состоянии. То, что не сделало с ним торнадо, завершили годы бездействия. Однако страшным оно все равно не кажется. Напротив, вылезая из машины и закидывая на плечи рюкзак, я чувствую себя кем-то вроде Лары Крофт — человеком, посвященным в некую тайну.

Разумеется, ощущение длится недолго, поскольку у меня двое спутников, которые вовсе не склонны к ностальгическим настроениям. Они обмениваются короткими репликами, доставая из багажника вещи. Этого достаточно, чтобы нарушить зыбкую дымку романтики, окутывающую это место.

В помещении концертного зала темно и пахнет сыростью, но, судя по тому, что мне удается разглядеть, строили его с любовью. Не совсем понимаю, для чего потребовалось сохранять постройку (ведь сюда навряд ли часто ездят разного рода оркестры и труппы), но мне, как архитектору, эта мысль по душе. Было бы кощунственно оставить зал в таком виде. Лепнины и мозаики, витражи на окнах… Когда-то зал был очень красив. В попытке рассмотреть помещение получше, протягиваю руку к выключателю, но Лео перехватывает мое запястье.

— Решила нас всех угробить одним махом? — ехидно спрашивает он, указывая на дырявую крышу, а затем — на лужи на полу.

Да, говоря о том, что здание разрушено, люди не преувеличивали. Восстановительные работы займут несколько лет. Как бы не пришлось заниматься укреплением конструкции… С другой стороны, наша команда не задержится здесь на весь срок. Менять на полпути архитектора, конечно, задача не из приятных, но раз часть работ собирается спонсировать достопочтенный мистер Сайтен — моя совесть помалкивает.

Признаться, мне немного страшно: я пять лет не имела дела непосредственно с архитектурой и строительством. В рамках других проектов занималась вещами смежными, но сейчас — бесполезными. Дизайн, декор… даже художницей средней руки побывать успела. Будь Арчи жив, я бы обязательно ему позвонила, дабы посоветоваться, но его нет. И, возможно, к лучшему, что мы в маленьком городке, где никто никуда не спешит и мне не придется каждый день отчитываться о проделанной работе.