Александра Гейл - Дух времени (СИ)

Мне было искренне жаль отрываться от созерцания лучшего из произведений Генри, однако пришлось, потому что пора было заканчивать рабочий день.

Я опустила голову на сложенные на прилавке руки и стала разглядывать часы. За тонкой стеклянной перегородкой медленно двигались две стрелки, однако указывали они не на типичные цифры, а на непонятные символы. И что-то в них меня привлекало. Кажется, я без устали могла смотреть на витиеватые узоры, нанесенные золотой краской на циферблат. Маятник мерно раскачивался из стороны в сторону, вертушки кружились, и даже слабого света единственной на все помещение керосиновой лампы хватало, чтобы оценить великолепие узоров, которые бросали паутинку бликов на стенки корпуса часов.

Часовая мастерская "Дух времени" давала вам именно то, что обещала вывеска. Это был не просто ремонтный пункт, но и магазин, продукцией которого являлись часы, каждые из которых представляли собой либо просто антикварные находки, либо творения рук одного чудесного старика. Генри был человеком добрым, скромным и трудолюбивым, однако о себе он предпочитал не рассказывать. Я работала на него уже целый год, но не знала даже фамилии. Он любил часы, у него был сын. Вот и все, что я слышала о своем работодателе. Были еще некоторые догадки, но не больше. Например, как-то раз он обмолвился, что время к нему благосклонно, из чего я сделала вывод, что Генри несколько старше, чем выглядит, хотя с тем же успехом он мог намекать на то, что выбранный род деятельности принес ему немалый успех. Например, насколько я знала, Генри был самым известным часовых дел мастером Праги. Может быть и всей Чехии, однако судить я не могла, ведь мир за пределами столицы на моей персональной карте представлял собой белое пятно.

В общем, человеком Генри был успешным и зарабатывал, судя по всему, отнюдь не мало, но практически все свои гонорары, опять же, вкладывал в часы. Антикварные экземпляры, дорогие запчасти. А еще, это может показаться пошлым и вульгарным, но иногда он использовал для своих изделий драгоценные камни. Инкрустированный циферблат, узоры на стрелках… Но, несмотря на всю очевидную красоту и сложность, они никогда не приводили меня в такой восторг как те, которыми я совсем недавно любовалась.

Хотя, может, я и неправа. Может, деньги у Генри тоже водились, но никто бы никогда об этом не догадался, ведь он не тратился ни на одежду, ни на магазин, ни на дом. Жил очень скромно и одиноко. Кажется, помимо клиентов, он общался только со мной и господином Тоффи — пекарем из булочной напротив. Помещение мастерской было старику под стать. Ничего лишнего, все очень аскетично. Переступая порог, ты моментально понимаешь, что время здесь по-настоящему застыло — никакого модерна, все в старом стиле, — и только движущиеся стрелки часов доказывают обратное. Открывая дверь, ты слышишь мелодичный звон колокольчика, а ступив внутрь — скрип истертых половиц. Дальше — ряды всевозможных вариантов и интерпретаций часов, и не в витринах, не за стеклом. Генри категорически отказывался как прятать, так и защищать свои работы. Когда я спрашивала о причинах, он посмеивался и говорил, что человек должен чувствовать связь со временем. Я понятия не имела, о чем он говорил, а старик отказывался раскрывать свою мысль, раз за разом повторял: "Однажды ты поймешь, Олли".

Да, здесь царила совершенно особенная атмосфера, я чувствовала это сама и видела на лицах заходящих прохожих: они тоже оказывались очарованы и дезориентированы этим крошечным магазинчиком. Хотя были и такие, кто лишь морщил нос и говорил, что тут ничего особенного, лишь покрывшееся плесенью старье, которое не стоит запрошенных денег. Я на подобных посетителей всегда обижалась, но Генри это не трогало. Он только хмыкал, качал своей седой головой и уходил в мастерскую в задней части здания, оставляя меня разбираться со своими обидами самостоятельно.

Но, что важнее всего, случалось, нас посещали люди иного рода. Они приходили с некоей целью, полагаю, за вещицами, которые Генри не выставлял на прилавке, но держал за закрытыми дверями подсобных помещений. Это были мужчины. И их было шесть. Являлись они поодиночке, но что-то было в них общее, словно они были… братьями. Холеные. Красивые. Очевидно богатые. Они смотрели на меня без малейшего интереса, а затем просили позвать Генри. И никогда не уходили с пустыми руками, но что именно уносили — я тоже не видела. И как же мне они были любопытны, просто до дрожи! Только захлебывающийся криком инстинкт самосохранения мешал заглянуть в замочную скважину, ну или подслушать, о чем они толковали со стариком. Однажды я попыталась расспросить Генри, и тогда он в первый и последний раз при мне вышел из себя. Велел забыть, что я вообще их видела! Я очень удивилась и больше никогда об этом не заговаривала, но если бы интерес погасить было так просто…

Так что в целом моя жизнь скучна и буднична. Да, помогаю Генри, ухаживаю за магазином, стою за прилавком и разбираюсь с заказами деталей. Еще он доверяет мне смазывать масляной кисточкой старые механизмы часов, но это и есть весь мой досуг. Вы бы, спорю, сказали, что живу я на редкость скучно и одиноко. Да, это так. Но почему-то мне нравится. Иных вариантов я даже… побаиваюсь.

Дело в том, что год назад Генри нашел меня под окнами своей мастерской, лежащей на мостовой под дождем без единой царапины и намека на то, кем я была прежде. Я не помню своего имени, и документов при мне не было обнаружено. Как я оказалась на этой улице? Куда делись документы? Почему я все забыла? Почему меня никто не искал? Ответов не было. Кстати, на мне были джинсы и свитер. Самая обычная одежда, не слишком грязная, в хорошем состоянии. То есть в заложниках меня тоже не держали. Такое впечатление, что меня просто не было нигде и никогда, а потом я, бац — и появилась, эдакая ничем не примечательная, обычнее некуда.

Посмотрев на это, Генри пожал плечами и предложил мне работать у него в мастерской, ведь никакими иными навыками я, кажется, все равно не обладала. Вот так я и устроилась в этот магазинчик-мастерскую. Поначалу старик надеялся, что я что-нибудь вспомню, но шло время, ничего не прояснялось. И тогда он придумал мне имя — Оливия Бёрн. Откуда Генри его взял, я не спросила, но оно мне понравилось.

До конца рабочего дня оставалось всего десять минут, и я подошла к окну, чтобы взять щетку для подметания пола. На некоторое время отвлеклась, выглянула на улицу. За окном шел дождь и редкие прохожие боролись с ветром, так и норовившим унести зонт. Один маленький худой мужчина так отчаянно хватался за свое единственное спасение от непогоды, что его чуть не подняло в воздух вместе с зонтом. Я улыбнулась.