Александра Гейл - Дух времени (СИ)

Когда мы добрались до булочной снова, я промокла вплоть до нижнего белья. Кевин распахнул передо мной дверь, и я шмыгнула внутрь, буркнув слова благодарности, которые, уверена, потонули в шуме дождя. Мне не хотелось чувствовать симпатию к этому мужчине, я не понимала причин, но, думаю, дело в том, что за год он ни разу не приехал навестить старика. А ведь сын был единственным человеком из внешней жизни Генри, о котором я знала. Старик его явно любил.

— Ну рассказывай, Кевин, как твои дела, — улыбнулся господин Тоффи, пока я пыталась выжать над крылечком свои волосы.

— Еще вчера я бы ответил, что чудесно. Уезжая из Праги, я даже и не догадывался, что за ее пределами скрыт такой огромный и чудесный мир, — усмехнулся мужчина. — Вся моя прежняя жизнь проходила в мастерской через дорогу, и кроме нее я ничего не видел, а когда уехал, меня, конечно, ослепило. Самому стыдно за то, как я жил поначалу, но теперь, когда успокоился, все хорошо.

Я взглянула на его роскошную машину, припаркованную рядом с мастерской, и внезапно задалась вопросом, является ли она следствием его ответственной жизни. Генри бы не одобрил подобной расточительности! Внезапно, точно почувствовав мои мысли, Кевин повернулся ко мне:

— А таинственная валькирия…

— Это Олли, она — новый подмастерье Генри. В смысле раньше была. Ты не поверишь, но мы нашли ее год назад лежащей под окнами мастерской…

— Господин Тоффи, уверена, эти подробности ни к чему, — только больше смутилась я.

— Нет-нет, мне очень интересно, — уверил его Кевин.

Но я не позволила булочнику пуститься в рассказ.

— А Генри бы не стал лезть, куда не приглашали. Вы на него совсем не похожи.

— Стал бы, если бы вы были ему интересны, — улыбнулся Кевин. — Полно подозревать меня, Олли.

— Как же не подозревать, ведь Генри убит!

— Убит? — Глаза Кевина расширились вдвое.

— Не слушай девочку, — недовольно буркнул господин Тоффи. — Она не может смириться с потерей друга, все рассказывает про таинственного визитера с нефритовыми глазами.

— Он был!

— Но это не делает его убийцей.

— Но Генри его боялся!

— Кем бы этот человек ни был, Генри ему доверял достаточно, чтобы оставаться один на один, а ты даже имени не знаешь, но осуждаешь.

— Да я…

— Господин Тоффи, — внезапно вступился за меня Кевин. — Давайте не будем ругаться в день смерти старика.

— Прости, Олли.

Но мне было обидно до слез. Я не понимала, почему он так упорствовал. И сержант. Мне никто не верил. Но может, я смогла бы убедить Кевина?

Теплый, но упорный и неумолимый дождь отказывался прекращаться. Мокрые пальцы скользили по ключу, которым я пыталась открыть мастерскую. Попасть в замочную скважину тоже было сложно: дождь заливал глаза. Спустя пару минут мучений, дверь наконец сжалилась над нами с Кевином и позволила попасть в помещение. Звякнул колокольчик, скрипнули половицы, но уют, которым полнилась мастерская, когда в ней бывал Генри, казалось, исчез навечно.

— Кевин, ты веришь мне? — спросила я, резко обернувшись и заступив ему дорогу.

— Ты по поводу версии с убийством? Олли, мне жаль, но…

— Послушай, просто сходи со мной в участок завтра, ты родственник, ты можешь повлиять на них.

— Олли… — выдохнул он ласково, и от одного лишь звучания собственного имени я задрожала с головы до ног. — Я не думаю, что ты права.

Эти слова меня отрезвили. Дрожь исчезла, осталось только раздражение. Раздражение и бессильная злость.

— Но ты должен сделать для Генри хоть что-то! — воскликнула я.

— В каком это смысле? — гневно прищурился Кевин.

— Ты за весь прошлый год не приехал сюда ни разу! А ведь он твой отец, он скучал. Может быть, ты бы и предпочел, чтобы все было просто, чтобы Генри умер спокойно и самостоятельно, но я уверена: это случилось иначе.

После моих слов плечи Кевина как-то поникли, и я почувствовала даже что-то сродни чувству вины. Ему явно непросто давалось знание, что старик умер в одиночестве. В попытке сделать ситуацию чуть менее тяжелой я шагнула к нему вплотную и обхватила ладонями его лицо.

— Кевин, я не прошу начинать собственное расследование. Просто пойдем со мной в полицию, ты расскажешь все, что знаешь о клиентах Генри. Мне никто не поверит, ведь я девушка без имени и памяти, но не ты. Ты его сын.

Кевин вздохнул.

— Это для тебя так важно? — спросил он, глядя мне точно в глаза.

— Он мой единственный родной человек, — призналась я.

— Хорошо, Олли. С самого утра сходим в участок, поговорим с полицией. Ты… ты поможешь мне расположиться? — внезапно сменил он тему и обвел рукой помещение. — Я мог бы и сам, но ты правильно сказала: теперь этот дом намного больше твой, нежели мой. И я не на шутку испугался твоей щетки.

Я не сдержалась и рассмеялась. Однако вслед за этим нахлынуло чувство вины. Разве можно мне смеяться в день смерти друга?

Кевин, кажется, перемену во мне заметил и прошептал:

— Олли, я очень рад, что ты пробыла весь этот год рядом с Генри. Я хотел бы сказать, что вынужден был уехать, что жаждал вернуться, но это не так, и ты права. Мы сильно повздорили, после чего я пустился в свободное плавание. И мне жаль, что так вышло… но ничего не вернуть, и я просто рад, что ты была рядом.

Эти слова меня так растрогали, что мне потребовалось несколько минут, чтобы подавить желание расплакаться.

Наконец, откашлявшись, я отвернулась от добрых глаз Кевина, и сказала:

— Что ж, давай подумаем, что тебе может пригодиться.

Я показала мужчине маленькую кухоньку Генри, а он сделал вид, что действительно ничего на ней не знает, затем мы вместе вытащили из шкафа постельные принадлежности и начали потихоньку обустраивать место для ночлега. Все это время молчали, но тишина была наполнена случайными (или нет) соприкосновениями пальцев и краткими встречами взглядов. Запретными, неправильными, и желанными. Кто он? Человек, которого я встретила в мастерской всего несколько часов назад. Кто я? Девушка, которая всего через несколько дней навсегда останется в прошлом. У нас не было ничего общего, кроме старика, который был небезразличен обоим. Однако эта любовь не обеспечила и даже не могла обеспечить хоть малейшую ниточку связи. Он ездил на дорогущей спортивной машине и предпочитал жизнь менее пресную, нежели моя. А я обитала в башне с часами, где даже коммуникации были самодельными, и даже не догадывалась, что принесет мне следующий день.

Когда все было готово, я попрощалась с Кевином, а он спросил:

— Ты точно хочешь идти одна под дождем в столь поздний час? Я мог бы проводить.

— Мне недалеко, ничего страшного, особенно если учесть, что у тебя один комплект одежды, а дождь льет не переставая…

— Но, может быть, все-таки…