К. Рейсс - Привыкание

— Я предам доверие, если скажу то, что все уже знают? Это в новостях каждую ночь. Публика питается ею, словно стервятники внутренностями. И у неё нет воспитания, чтобы восстать против них. Не за что уцепиться

— Она получила очень традиционное воспитание, — сказал я. — Её семья — религиозна. У неё семь сестёр и брат, на которых можно положиться.

— Её мать — суррогат из проволочной сетки.

Я откинулся на спинку стула, уделяя внимание своему чаю. Она имеет в виду исследование, в котором идёт ссылка на отнятие новорожденных обезьянок от своих матерей и помещение их к «суррогатной матери» из проволочной сетки и махрового полотенца, у которой был сосок с вытекающим из него обезьяньим молоком.

— Вы имеете в виду эксперименты Гарри Харлоу?

— Я точно не помню имя врача. Но я видела фильм о том, как обезьянки цеплялись за «проволочную мать» и кусали друг друга. Почти все они, в той или иной форме, были сексуально девиантными. На это было тяжело смотреть.

— Это исследование показало, что у новорожденного без привязанности к взрослому существует больше шансов стать импульсивным и жестоким, — сказал я. Эксперименты были бесчеловечными и ужасающими. Человеческие младенцы редко сталкиваются с таким уровнем отдалённости от любви взрослых. Но точка зрения была доказана: «суррогатная мать» вредит детёнышам.

— И в чём ваша теория о том, как это связано с Фионой? — я спрятал напряжение в моём голосе. Я всегда считал Фиону тем, кто может решить проблему. Дебби, по-видимому, думала иначе.

Она сложила руки на коленях, спокойно рассматривая меня.

— Младенцы не имели материнского тепла, но им предоставляли все другие удобства и удовлетворяли потребности. Даже больше, чем им было нужно. Что происходит, когда ребёнку такого «проволочного суррогата» потакается во всём, а затем ему приходится иметь дело со слабейшей болью? Разрывает ли их боль? Или они уже сломаны от удовольствия?

Я прислонился к перилам и посмотрел на город. Человек с мечом прекратил свой танец. Он сидел, скрестив ноги, смотря в том же направлении, что и я, а его руки были сложены в молитве.

— Когда она смотрит на мир, она видит только себя, — продолжила Дебби. — У неё есть большая семья с «проволочными родителями». Такие дети являются отродьем богатых сирот. Тот факт, что она может восполнить свою человечность, мне нравится.

Я почувствовал трение своего среднего пальца по моей верхней губе, прежде чем даже понял, что я потираю её. Я опустил руку вниз. Эта привычка заводила шестерёнки у меня в мозгу независимо от того, насколько мне это не нравилось. Её родители до сих пор не пришли к ней, чтобы рассказать о её брате. Они сбросили это на детей, чтобы те разобрались между собой. Так было всегда? Было что-то ещё, что сломило её? Должно было быть что-то ещё?

У каждого есть ковш, который может уместить в себя определённое количество боли. Некоторые ковши больше, чем другие, и все по-разному справляются с переполнением. Имело ли значение, что ковш Фионы медленно, капля за каплей наполнялся на протяжении многих лет, будто бы ей не дали инструментов для того, чтобы перекрыть вливание?

— Люди настолько сложны в своей простоте, — моё общее заявление не выдало никаких секретов, но, возможно, всё элементарно. Или нет. У меня было достаточно мыслей, чтобы их обдумать.

— Я рада, что вы зашли, — Дебби аккуратно поставила свою чашку обратно на поднос. — Было очень приятно встретиться с человеком, который помогает Фионе. Она хороший человек с добрым сердцем.

Я встал.

— Мне тоже было приятно познакомиться.

Мы пожали друг другу руки, и я ушёл. Я бросил сумку с одеждой на пассажирское сиденье, и был уже на полпути вниз по склону, когда понял, что не мог больше терпеть. Я должен был знать, что она упаковала, и что она ожидала, что Фиона будет носить.

Молния на сумке завизжала, когда я открыл её. Обувь была в отдельном зашнурованном мешочке. Это были белые кроссовки на липучке, простые и незамысловатые. Было ли это неправильно, что я находил их такими сексуальными в их чистой простоте? Отсутствие чувственности, складки на задниках, где они были помяты. То, как язычки торчали в беспорядке. Пятка на левой кроссовке была более стоптанной, чем на правой. Ей нравилась её левая нога. Это была самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел.

У меня были интимные чувства к пациенту посредством пары кроссовок.

Я сунул их обратно в сумку, не глядя на одежду, и застегнул молнию, заявив себе, что я никогда не посмотрю на них снова. Но проблема была не в кроссовках. Это был я. Проблема была во мне.

Глава 21.

ФИОНА

Джонатан казался одержимым физической активностью. Его не было за столом для пинг-понга, а когда я пошла искать его после обеда, то обнаружила на баскетбольной площадке под фонарями. Его движения отражали игру: два коротких удара, а затем продолжительный свист, когда мяч проходил через сетку корзины. Он поймал мяч и начал заново. Площадка была заполнена всеми видами психов, сбившихся в кучки в тёмных углах ночи под огнями. Никто не подошёл к Джонатану. Он был воплощением угрозы с красным флагом. Мистер Джокер. Мистер «У меня тысячи друзей».

Я прислонилась к столбу, на котором было закреплено баскетбольное кольцо.

— Вижу, ты заводишь друзей.

— У меня есть ты, Фи. — Мяч в корзине. — Мне не нужны друзья, — улыбнулся Джон.

Я не ожидала какой-либо радости от него.

— Кто вытащил палку из твоей задницы?

— У парня не может быть перерыва? Что я должен сделать? Получить ещё один сердечный приступ? — Он осмелел. — А у тебя как дела? Пыталась напасть на своего терапевта в последнее время?

— Не пыталась, болван.

Джонатан передал мне мяч, грубо. Он выбил из меня воздух, но я поймала его.

— Двадцать четыре часа самоконтроля, — сказал он. — Одиночество для тебя лучше.

Джонатан вернулся. Парень, который не мог меня терпеть, который дразнил, упрекал и играл на моих нервах, пока я либо не выходила из себя, либо не била его.

— А ты? — сказала я, передавая мяч обратно так грубо, как могла.

Он поймал его без проблем и повёл дальше.

— Ты не такой уж и отличный пример для самоконтроля. Если я захочу пример, то я смотрю на Терезу.

— В один прекрасный день и она лопнет. — Мяч в корзине. — Оставит кружева и жемчуга, — он показал взрыв руками. — Бум .

Я поймала мяч на лету.

— Кстати, она сказала, что ей жаль, что она рассердилась на тебя, — я бросила мяч брату. — Судя по всему, она материлась.

— Я её не осуждаю. Но да, она потеряла самоконтроль. С этого момента я буду примером того, как удерживать своё дерьмо внутри. Всё, что я смогу контролировать, я буду держать в узде. Готово. И прости, Фи, но я буду держаться от тебя подальше. Ты плохо влияешь. От папы тоже буду держаться подальше. Он ещё хуже. Мне хочется разбить ему лицо, — Джон замахнулся для броска и промазал. Снова взяв мяч, он произнёс: