Франклин Во - Смешение карт: воспоминания о разрушительной любви

И это вот отсутствие на всех остальных занятиях привело администрацию колледжа к решению, что я не очень-то соответствую ожидаемому от студента. Они предложили мне уйти. Профессор черчения иногда приглашал меня для того, чтоб помочь ему рассказать студентам про компьютеры или установить новые программы, купленные для него администрацией, но в целом мы с образованием решили что нам лучше всего держаться подальше друг от друга. У меня по-прежнему сохранялось общее мнение, что высшее образование почему-то важно, хотя я и не был уверен — для чего именно. В конце концов, зачем бы иначе так много людей тратили на него столько времени?

Мой старый школьный приятель, посещал крохотную школу свободных искусств в Сарасоте, называвшуюся Новый Колледж, расположенную в паре часов езды на север. Это было нетрадиционное учебное заведение, созданное для студентов, не подходящих для традиционных университетов. Занятия имели открытую структуру, основанную на взаимодействии студентов и факультета. Я иногда заезжал туда и мой друг безостановочно рассказывал обо всём этом.

Так, во время одной из поездок к нему, я зашёл в приёмную комиссию. У меня была прекрасная рекомендация от одного из профессоров местного колледжа — не от профессора черчения, который не был доволен тем, что я поступаю в другое место, но профессора английского языка, который сказал, что мне «без сомнения пойдёт на пользу менее традиционный подход к обучению».

К моему удивлению, они оказались готовы пренебречь странностями в моём предыдущем обучении и неортодоксальным подходом к вещам вроде «соблюдения правил» и «написания курсовой работы». Для того, чтоб сообщить мне о том, что я принят, они прислали мне открытку, изображающую кампус со стороны моря.

Целести была ничуть не рада моему намерению перебраться в Сарасоту. Мы были вместе два года и это невероятная, но первая состоявшаяся у нас серьёзная дискуссия о наших отношениях произошла именно из-за перспективы моего переезда. До этого момента всё шло само собой. Наши шалости с другими людьми: её с Джейком и мои с Лизой никогда по-настоящему не обсуждались.

Похоже, Целести поняла, что я не собираюсь бросать её ради Лизы, но мысль о моём переезде возродила её старые страхи. Что будет, если в колледже я встречу кого-то, у кого будет со мной больше общего, чем у неё? Кого-то, кого она не знает? Она убедила себя, что в тот же момент, когда я окажусь в кампусе, я найду кого-то кто её заменит. Она говорила: «Это эксклюзивное учебное заведение. Ты встретишь там все возможные виды по-настоящему умных людей. Ты найдёшь кого-то симпатичнее меня. И тогда ты обнаружишь, что со мной ты просто теряешь время!»

Я был озадачен. «Почему я это сделаю? Допустим, я встречу кого-то. И что? Какое это будет иметь отношение ко мне? Я люблю тебя! Почему это должно измениться?»

По мере нашего разговора, я впервые начал понимать, что Целести не хочет немоногамных отношений. Она никогда не требовала от меня моногамии, потому что знала, что это нечто, чего я не хочу и не понимаю. Но она её хотела. Для неё немоногамия была ценой наших отношений, нежеланное соглашение на которое ей пришлось пойти для того, чтоб сохранить меня.

Она наслаждалась сексом с Джейком, разумеется. «Это не считается», — сказала она, когда я заговорил об этом. «Я его не люблю. Что произойдёт, если ты встретишь кого-то, кого полюбишь?»

Я боролся с этой мыслью. Если я влюблюсь, будет ли это важно? Я так не думал. Но я также не думал, что могу ожидать от Целести того, что она позволит мне быть немоногамным. Если она каким-то чудом позволила иметь других любовниц, как это было с Лизой, это была привилегия, которой я не имел права ожидать. Я чувствовал, что даже разговор о возможности других любовниц явно выходит за границы.

«Как насчёт такого», — предложила Целести. «Ты можешь заниматься сексом с другими, но не влюбляться в них. Годится?»

Я ответил: «Годится». Это звучало совершенно разумно. Кроме того, если бы я сказал «нет» и она порвала со мной, где бы я ещё мог когда-нибудь найти женщину, настолько же щедрую и всепрощающую? Это казалось настолько невозможным, что было даже смешным. Я считал, что Целести это мой выигрыш в лотерее отношений. Она готова позволить мне иметь другую любовницу, а не прогоняет меня в тот же миг. Многие ли поступили бы так? Я думал о том, что я должен чертовски хорошо запомнить это.

Но, тем не менее, Целести меня не понимала. Это было вполне ясно.

Но мне это было привычно.

Я вырос в крохотном городишке, называющемся Венанго, стоящем на широких и плоских равнинах Небраски, близ границы с Колорадо. Мой отец был учителем в местной школе, в которой все классы с первого по последний обучались вместе в одном двухэтажном здании, построенном в 1920-х годах из красного кирпича. В моём классе было восемь детей и это был самый большой класс десятилетия. (В классе, который был годом старше моего, было всего двое.)

Венанго когда-то был фермерским городком, а теперь это умирающий фермерский городок. Мои одноклассники смотрели футбол, играли в футбол и разговаривали о футболе. Конечно, за исключением тех моментов, когда они говорили о сельском хозяйстве и, в частности, о животноводстве, которое, по-видимому требовало странно называющихся и довольно пугающих процедур, требующих огромных резиновых перчаток, закрывающих всю руку до плеча. Большинство обитателей Венанго жили тут с давних пор. Один мальчик в нашем классе всё ещё считался чужаком, из-за того, что его семья жила в Венанго всего два поколения.

Моя сестра, которая была младше меня на три года, вписывалась в общество куда лучше, чем я. По крайней мере она оказалась способной формировать дружеские отношения. Я же, в сравнении с ней, был ботаном, а это было задолго до того, как это стало казаться крутым. Я был владельцем одного из двух компьютеров на пятьдесят миль вокруг. У меня было устройство для изготовления бирок, выдавливавшее буквы на узких полосках пластика, при помощи которого я изготовил надпись «Франклин Во, Астрофизик» и прикрепил на двери своей спальни. Я не вполне понимал, что значит слово «астрофизик», но мне казалось что это звучит замечательно.

Также я строил и запускал модели ракет, и в те дни, когда погода была достаточно хороша для их запуска, мы с мамой гонялись за ними по пшеничным полям. «Она спускается вон туда!» — кричал я, стремглав продираясь через ряды колосьев. Обычно места падения ракет было несложно найти, так как их яркие парашюты ложились на зелёные поля яркими кляксами. Помню, что одну мы всё-таки потеряли, это была красно-белая масштабная модель зенитной ракеты Найк-Аякс. Мы с мамой в её поисках несколько часов вместе топтали пшеничные поля. Она вернулась ко мне несколько потрёпанной через несколько месяцев, когда владелец поля нашёл её в своём комбайне и вернул мне.