Степанида Воск - Грех - имя твое, женщина (СИ)

— Терпи, королевой будешь, — мужчина принялся скрупулезно обрабатывать мою рану. В этот раз мы с ним поменялись ролями. Он был доктором, а я пациенткой.

— Может быть мне лучше в больницу? — поинтересовалась у мужчины, смахивая здоровой рукой крупные слезы, капающие градом.

— Вот начнется воспаление, тогда и обратишься, а пока буду лечить тебя самостоятельно. Я уже и антибиотики купил, и все что требуется для предотвращения сепсиса. Пока лучше в больницу не обращаться, — твердо заявил Макаров, тщательно осматривая больной палец. Он крутил его и так, и сяк, выискивая частички дерева, которые могли остаться в ране. Ноготь пришлось сорвать. Я даже пикнуть не успела, как мужчина это уже сделал, уверив, что тот вновь вырастет спустя время.

Мужчина ни мне не позволил поехать в неотложку, ни сам не поехал, хотя его глаз вызывал опасения. Кроваво красное глазное яблоко очень сильно напоминало о том, что недавно произошло.

— Хорошо, как скажешь, — согласилась в ответ, пытаясь поймать взгляд мужчины.

Однако это мне не удавалось сделать, всякий раз Герман отводил глаза, не давая возможности заглянуть в свои. В мою душу потихоньку начал закрадываться страх за свое будущее.

— Я тебя отвезу в гостиницу, ты там покажешься и скажешь, что сегодня же съезжаешь. Все поняла? — начал учить меня Макаров, сам что-то в это время обдумывая.

Я кивнула. Впрочем, особого выбора у меня не было, мужчина к тому времени как раз бинтовал мне палец и все мысли были о том, когда же мне перестанет быть больно.

Дальше я следовала всем указаниям, которые мне давал Макаров, чтобы наша легенда была правдивой и полной.

После появления в гостинице мне пришлось появиться в пансионате, куда меня направили в командировку. На мое счастье нужного человека не оказалось, и я была отпущена до следующего дня.

Герман привез меня в мотель на окраине города, где не возникало вопросов, почему у мужчины красный глаз. Тут околачивался разношерстный контингент. Дальнобойщики составляли большую его часть, но хватало и проходимцем, и бомжей, которые ошивались, попрашайничая у проезжающих мимо граждан. Здесь даже обитали проститутки. Парочку, голосующих у дороги, я заметила, когда проезжали мимо.

Мужчина сказал, что нам надо не вызывать подозрений и затаиться, а в фешенебельном районе это сделать более проблематично, нежели у оживленной дороги.

Поселили нас на втором этаже, сразу над магазином, работающим круглосуточно. При оформлении у меня не спросили даже паспорт, сразу же отдав ключи после оплаты за номер.

Герман сказал, что если пойдет женщина, то это вызовет меньше вопросов. Я его послушала. Все получилось так, как он сказал, будто в воду глядел.

С огромным удовольствием уехала бы из города, теперь он не казался мне таким привлекательным. Однако Макаров запретил совершать необдуманные поступки. «Пусть все идет своим чередом», так мне было объяснено.

— Тебе когда нужно завтра на работу? — поинтересовался Герман, стоя у окна и рассматривая через штору, что творилось внизу. Даже не имея опыта в слежке, я понимала, что мужчина пытается определить, нет ли за нами хвоста. И не привлекли ли мы внимание правоохранительных органов.

Мы с Макаровым так и не поговорили по поводу случившегося, хотя я ему помогала практически во всем. Прятать труп оказалось не так-то и просто. Но еще сложнее заметать следы. Однако у меня даже и мысли не возникло перечить мужчине. Меня смущало лишь одно, что Герман может обвинить меня в смерти брата. Ведь, не будь меня, и Слюсаренко остался бы жив. А так…

— Думаю, что мне лучше подъехать в пансионат прямо к открытию, чтобы решить все вопросы.

— Хорошо. Я отвезу тебя. Думаю, что сегодня надо лечь спать пораньше, слишком уж длинный был день, — мужчина потер переносицу.

— Герман, как ты меня нашел? — мне не давал покоя этот вопрос.

— Проследил. Я нанял частного детектива. Он то мне и сообщил, что ты уехала в командировку. Я поехал следом, но немного опоздал, — честно признался мужчина.

— Ты нанял кого? — опешила. В устах Германа все произнесенное звучало как нечто обыденное.

— Частного детектива, — по слогам произнес мужчина. — Мне же надо было удостовериться, что ты это ты. Вот и пришлось заниматься сбором информации.

Я сидела на кровати и переваривала услышанное. Недавно Слюсаренко обвинял Макарова в слежке, а теперь и он сам признался в чем-то подобном. У меня на затылке зашевелились волосы. Получалось, что для мужчины слежка была чем-то обыденным, само собой разумеющимся.

— А что ты еще обо мне узнал? — у меня замерло сердце.

— Помимо того, что ты из Ирины превратилась в Надежду? — уточнил Макаров.

— Да, — подтвердила внезапно севшим голосом.

— Практически все. С кем жила, где работала, чем занималась.

— Я ни с кем не жила, — поправила Германа.

— Так и я не в том смысле, а в общем. Я так же выяснил всех твоих друзей…

— У меня нет друзей, — было трудно признавать очевидное, но, как мне показалось, настал момент истины. По сути, мы с Макаровым впервые разговаривали о чем-то кроме секса.

— Есть, только ты не хочешь их признавать, — устало произнес мужчина, отворачиваясь от окна. — Ты боишься довериться людям, открыться.

Было удивительно слышать это из уст человека, который еще не так давно скрывал следы убийства.

— Нас посадят? — внезапно спросила у Макарова. Мучивший меня вопрос сам собою сорвался с губ. Тревога вырвалась наружу.

— Может быть да, а может быть и нет, — спустя несколько секунд раздумья ответил Герман. — Все будет зависеть, прежде всего, от нас с тобой, а во вторых от работы полиции.

— А если сдаться?

— А почему же ты приняла предложение Слюсаренко? Пусть земля ему будет пухом, — криво усмехнулся Макаров. — Согласившись с ложным обвинением, — добавил мужчина, ожидая реакции.

Я обняла себя за плечи. Вот опять предо мною замаячила тюрьма. Хотела ли я попасть за решетку?

Нет. И еще раз нет.

Готова ли я ради свободы забыть о некоторых вещах?

Безусловно.

Однажды в детстве меня закрыли в комнате, посчитав, что я буду спать еще очень долго. А я проснулась. И пошла искать маму. А ее не было. Но не только ее не было, была еще закрытая дверь и играющие дети за окном. А окно тоже было закрыто. И даже форточка. Я плакала. Сильно. Звала. Но никто не пришел на мой зов. И лишь спустя время, как мне показалось, вечность, дверь открылась. То чувство одиночества я не забуду никогда.

— Я не хочу в тюрьму, — заявила твердо.

— Вот и я не хочу. А раз мы не хотим оба, то сегодняшней ночи не было. Никогда. Запомнила?

— Да. Запомнила, — я тряхнула головой, принимая решение.

***

Тяжело ли жить с чувством вины? Тяжело. Но не жить еще тяжелее.