Алла Холод - Девочка из провинции (СИ)

Пока Катя мыла посуду и вытирала стол, из комнаты бабы Шуры послышались звуки начинающегося концерта. Сначала тоненькое повизгивание, прерываемое короткими всхлипами, потом речитативные причитания, затем звуки движущейся по комнате мебели.

– Что она там делает? – удивилась Катя и пошла в ее комнату.

При виде девушки старуха оставила в покое стул, который зачем-то двигала взад-вперед, схватилась за сердце, что, как помнилось со слов соседки, у нее было совершенно здоровым, и заголосила в полную силу. Слезы лились из ее глаз потоком, сухие ручки она прижимала к левой стороне груди, ногами, на которых были голубые, в цвет халата, носочки, стучала о пол. Среди судорожных рыданий вполне отчетливо можно было разобрать:

– Умру здесь с голоду… Никто воды не поднесет… Лекарства некому купить, сердце остановится… Пока не завоняюсь, никто и дверь не откроет… У-у-у-у!

Как только Катя приблизилась, бабка повалилась на свое ложе, изображая смертельную муку. Завывания стали громче:

– Никому не нужна… Скорее бы умереть…

А потом выдала и вовсе номер: привстала и, заламывая руки, запричитала:

– Только не убивайте, только вы меня не убивайте!

Это было уже слишком. Катя решила, что публикой на этом концерте она не будет. Пусть бабка успокоится. Не будет зрителя – не будет и концерта.

Девушка вернулась на кухню. Окно было широко распахнуто, прямо перед подоконником шелестел листвой каштан. Катя выглянула во дворик. До чего же здесь тихо и спокойно! Балкон весь увит плющом, на нем можно целоваться и во дворе никто не увидит.

Постепенно звуки выступления стихли, и Катя вернулась в комнату.

– Успокоилась? Молодец!

Ответа не последовало. Старушка закрыла глаза и тщательно изображала то ли сон, то ли обморок.

– Я приду завтра, – не обращая внимания на спектакль, сказала Катя, – если ты будешь себя хорошо вести, принесу тебе новые журналы. С картинками.

Веки бабушки чуть дрогнули, рука заерзала по одеялу. Наверное, хочет сказать, какие именно журналы любит, но тему конфликта все же не считает исчерпанной, сдаваться не собирается. Катя и сама уже видела, какие журналы листает бабка, они были разбросаны повсюду.

«Нет, так просто она не сдастся, – подумала Катя, – она не привыкла жить одна, ей нужно, чтобы ее обслуживали полностью. Ладно, посмотрим, что будет дальше».

Перед тем как заснуть, Катя долго ворочалась в постели, ей все время виделась бабкина квартира. С золотисто-бежевыми обоями в холле и с нежно-розовыми в спальне. Она видела лучик света от настольной лампы, пробивающийся в коридор из-под деревянной двери. Ей грезился уютный диван, на котором можно устроиться, вытянув ноги, и смотреть большой телевизор. И балкон, увитый плющом, на котором можно целоваться. Сердце ее сжалось. Ей так захотелось стоять там с Димочкой, гладить его по волосам, по спине, целовать его нежные губы, замирая от счастья. А следующим утром тихонько встать с кровати еще до его пробуждения и идти в кухню варить кофе, ожидая, когда он тоже проснется, подойдет к ней, обнимет сзади и шепнет:

– Доброе утро, любимая.

– Ты мне нужна, Катька, это очень срочно, – голос Лики в трубке дрожал от возбуждения. – Сегодня надо увидеться, обязательно.

– Ну, приезжай, если нужна, – нехотя протянула Катя.

Ей хотелось сегодня поехать к Димочке. Лето кончается, скоро вернется его сосед по комнате, встречаться станет негде. Они, конечно, что-то придумают, в конце концов, дядя не сидит дома безвылазно. Но это последние выходные, когда Димочка в своей комнате один. Он почему-то три дня уже не звонил, и Катю это беспокоило. Она, правда, и сама закрутилась с чертовой старухой и ее прихотями, и у Димочки, должно быть, полно работы. Но ведь можно позвонить и просто так…

Лика не дала ей додумать эту тревожную мысль, заверещала:

– Нет, Катька, ты нужна мне здесь, у меня! Я не могу тебе все объяснить по телефону, но это очень важно, слышишь? Как можно скорее приезжай ко мне!

– Что случилось-то?

– Ничего не случилось, но мне срочно нужна твоя помощь.

– Помощь? – удивилась Катя. – Тогда я сейчас вызову такси.

План Лики потряс Катю. И потрясение это было двояким. Первое – сам план был совершенно чудовищным. Подлым, гнусным – назови как угодно и будет правильно. Но еще больше потрясло Катю свое к нему отношение: умом она понимала всю гнусность предлагаемого, но нутро ее не выказало никакого протеста. Она знала, во имя чего Лика все затевает, знала, какими желаниями она обуреваема, и в голове мелькнуло только избитое: «цель оправдывает средства», и более ничего. Ни попытки остановить подругу, ни малейшего намека на то, чтобы ее урезонить, ни крохотного усилия, что бы назвать подлость своим именем – ничего этого Катя не сделала. А план Лики был таким.

Днем ей удалось подслушать разговор отца и его партнера по бизнесу, который часто бывал у них в доме. Обычно такие разговоры Лику не интересовали, но с недавнего времени она стала прислушиваться к тому, о чем говорят в отцовском кабинете. Ее в подслушивании никто и никогда не уличал и даже не подозревал, поэтому на сей раз Лика краем уха услышав ключевое слово, и весь разговор прослушала легко, никто ей не помешал. На первую половину дня в понедельник у Ликиного отца была запланирована важная встреча. Ту часть разговора, которая касалась дел, Лика не очень поняла, но суть была ясна: некоему чиновнику за некую услугу партнеры собираются передать крупную сумму денег. А именно три миллиона рублей. Чиновник – человек давно прикормленный, поэтому не шифруется и деньги охотно и безмятежно берет наличными. Подобные расчеты в совместных делах, как поняла Лика, происходят не в первый раз, так что стороны друг другу доверяют. Деньги для передачи должностному лицу партнер отца привез с собой, мужчины еще раз пересчитали тугие пачки, и Игорь уложил их кейс. Исходные данные такие: три миллиона рублей лежат в кейсе, в отцовском кабинете, и пролежат там, судя по всему, весь завтрашний день. А в понедельник Ликин отец возьмет кейс с собой и уедет на запланированную встречу.

Таким образом, сегодняшнюю ночь и завтрашний день деньги будут в доме. Лика твердо решила взять их себе. Но сделать это собиралась так, что бы на нее никто не подумал, что бы у отца не возникло подозрения в том, что его обокрала родная дочь. Ей требовалось алиби. Все должно выглядеть так, будто в дом проник неизвестный. Вообще-то ей все равно, как это будет выглядеть: известный, неизвестный, инопланетянин или чудище морское – все равно. Главное, чтобы она имела неопровержимое алиби. Железное. Такое, в котором никто не сможет усомниться, и в первую очередь сам отец. Остальное ее мало заботит. Пусть решат, что это дело потусторонних сил, ей по барабану.